Хроники Расколотого королевства. Fly by Night. Фрэнсис Хардинг
сказал Ку-ропат.
Клент оглядел матросов, смотревших на него с тупой злобой, и высокомерно поджал губы.
Неожиданно он схватил Мошку в охапку и сказал:
– Забирайте гуся.
И зашагал по трапу на берег, невзирая на яростные попытки Мошки освободиться.
Она успела увидеть, как Сарацин вопросительно поднял голову, глядя ей вслед, а затем чепчик сполз ей на глаза.
Как ни пиналась Мошка, как ни вырывалась, Клент нес ее в охапке добрых пять минут, а потом наконец бросил на траву. Мошка встала на ноги, и тогда небесная высь, солнце и облака, кусты и кружащие в воздухе мушки услышали Великий обмен недопустимыми словами.
Мошка начала с того, что подслушала у ругающихся уличных торговцев, препиравшихся между собой. Смысл сводился к собачьей требухе и протухшей еде.
Эпонимий Клент куртуазно адресовал Мошке слова, которыми в разбойничьих балладах называют неблагодарных и коварных женщин.
Мошка описала собеседника серией недопустимых слов, которыми воры называют осведомителей, а солдаты – детей, подглядывающих в замочную скважину.
Клент же ответил ей сокрушительным набором прилагательных, почерпнутых из научных статей о моральном разложении современной молодежи.
Тогда Мошка напряглась и выдала затейливую тираду, вычитанную в одной из книг отца, еще до того, как дядя их предусмотрительно сжег.
Клент воззрился на нее, хлопая глазами.
– Ну, это уже полная бессмыслица, – сказал он. – Я отказываюсь верить, что ты имеешь хоть малейшее представление о том, что значит «этически релятивистская субстанция», уже не говоря, что…
Он не докончил фразу, устремившись взглядом поверх Мошкиной головы.
Тут они услышали стук колес по булыжной мостовой. Вдалеке из-за кустов показалась доверху нагруженная повозка.
В тот же миг наши путники забыли о препирательствах и что есть мочи припустили в сторону повозки. Мошка неслась через траву и колючий кустарник, подняв юбку до пояса, а Клент свистел на бегу, чтобы привлечь внимание погонщика.
Повозка оказалась обычной телегой. Горы всякой всячины удерживала на месте натянутая вдоль и поперек веревка. Погонщик, щуплый, загоревший до черноты человечек, грыз корку хлеба. Он явно не перетрудился: лошадь сама прекрасно знала, что делать.
– Небось, в Манделион спешите? Забирайтесь на телегу, коли место сыщете. У меня поклажа хоть и с зубами, но не кусается.
Мошка откинула полог с одного ящика, и на нее оскалилась пара дюжин железных ухмылок, эдаких дьявольских челюстей.
– Капканы. Всякие разные, какие душе угодно. Капканы на зверей и на людей – чтобы поймать за нос барсука и за ногу преступника.
Мошка прикрыла ящик и осторожно забралась сверху. Она сидела, подавшись вперед и сложив руки на коленях. Каждый ухаб отзывался лязгом груза.
«Капканы для Клента, – думала Мошка, поеживаясь. – Один в кровать, другой под стол, и еще в тарелку».
У агента Книжников хватает врагов. Она решила, что до Манделиона будет