Остров Чаек. Фрэнсис Хардинг
нанимателю. – Инспектор отсылает кого-нибудь – обычно господина Прокса – туда, откуда его не услышат, и тот принимается повторять одно слово. Скиталец должен мыслеподлететь к нему и подслушать.
– Значит, все не так уж страшно, – тихо прошептала Хатин.
– Да. Твоей матушке не о чем волноваться.
– Сколько этапов моя сестра должна пройти?
– Для полной оценки? Все. Чтобы дотянуть до перепроверки – хотя бы три.
Они вернулись ко входу в таверну. Хатин поклонилась, улыбаясь изо всех сил, чтобы не показывать, как на глаза наворачиваются слезы отчаяния.
– Погоди минутку. – Второй носильщик, невысокий и худощавый, скользнул в таверну и чуть погодя вернулся с узелком одежды. – Это излишки. Их приготовили, чтобы выбросить, но, может, тебе они сгодятся.
Подгоняемая беспокойством за Арилоу, Хатин помчалась назад в деревню, сжимая под мышкой узелок. Она, может, и ощутила на короткое время свободу, оставив сестру, но сейчас муки совести сделались невыносимыми, словно связующая сестер нить рывками – трынь-трынь-трынь – тянула ее назад. Все кругом заняты, и кто заметит, если Арилоу что-то понадобится?
Хатин спустилась со скалы по тропке и уже шла по направлению к дому-пещере, когда заметила посреди пляжа знакомую фигуру; ее лицо ласкали струящиеся пряди волос. Арилоу слепо глядела на море и словно не видела, как приближается Хатин или как Эйвен вытаскивает на берег каноэ.
– Что она тут делает? – От гнева голос Хатин чуть не сорвался на визг.
– Матушка занята, а мне нужно было починить лодки, вот и я привела Арилоу сюда, чтобы приглядывать за ней. Все хорошо.
– Она тут на солнцепеке сидела? – Хатин не произнесла больше ни слова. Бережно закинув руку Арилоу себе на плечо, девочка отвела сестру в пещеру, где принялась оценивать, плохо ли на нее повлияло солнце. Само собой, нежная кожа пострадала – на щеках и на лбу алели ожоги.
– Прости, что оставила тебя, Арилоу, – шептала Хатин, аккуратно смазывая покрасневшие места толчеными цветами. – Эйвен не со зла, она просто… не умеет с тобой обращаться.
Впрочем, говоря так, Хатин вдруг осознала, что злится вовсе не на Арилоу, а на саму себя. Из-за солнечных ожогов им обеим теперь не видать сна. И попадет в итоге Хатин, а не Эйвен.
Хатин стряхнула песок с одежды Арилоу, усадила сестру и принесла воды. Смесь раздражения и угрызений совести заставила ее замереть на месте с пиалой в руках.
– Арилоу, – Хатин наклонилась к сестре, поддавшись рожденному в отчаянии импульсу, – передо мной лежит узелок. Ты видишь, что в нем? Ответь, и я напою тебя.
Как можно было судить или понять Арилоу? Как можно было сказать, что знаешь ее? Порой казалось, что Арилоу все видит и… хитрит, хотя, возможно, так Хатин заставляло думать простое разочарование в сестре. Ха-тин то и дело думала, что понимает Арилоу: та словно блуждала в темноте, натыкаясь лбом на стены – в те моменты, когда ее посещали внезапные озарения.
Одно Хатин знала наверняка: если