Последней главы не будет. Полина Елизарова
знала и знать не могла.
Бросив мне в дверях: «ладно, понятно», она поспешила убраться с кухни, всем своим видом демонстрируя обиду.
А я, продолжая сидеть и тупо пялиться в телевизор, и не хотел ничего делать для того, чтобы ее хоть как-то успокоить.
А что я могу сделать?
Работа у меня такая.
Но с этого вечера во мне поселились два чувства.
Чувство вины перед Машей, и как бы я себя ни убеждал в том, что оно совершенно безосновательное, отделаться от него я все равно не мог.
И еще чувство чего-то надвигающегося, неизбежного…
И когда я ловил это предчувствие, я словно оказывался внутри легкого светящегося шара!
Похоже, что я просто схожу с ума.
Да нет, я просто устал. И физически, и морально.
Батарейка моя почти что сдохла.
Вот и все объяснение.
Уж не знаю, что там от меня долетит до Кипра, но мне туда точно надо.
24
Профессор сжимал мою руку своей лапкой.
В этот момент, прощаясь с ним возле давно уже подъехавшего к подъезду такси, мне почему-то пришла в голову мысль, что профессор мой очень похож на птичку.
Сухонькую, гордую, надменную птичку.
И как же я раньше-то этого не замечала?
Упрямая птичка не хотела размыкать лапку и выпускать из нее маленькую золотую монетку.
Но монетке-то этой – грош цена, просто птичка привыкла к ней, прижилась с ней как-то, жалко все птичке, да…
Да и птичку немного жалко.
Таксист, совсем молодой парень славянской наружности, с явным любопытством косился на нас в окно.
Не могу я до сих пор к этому привыкнуть.
Хорошо, если он подумает, что это мой отец.
Но так никто ведь, никто из них, козлов, не думает!
По крайней мере, таких я еще пока не встречала.
Жесты.
Нас всегда выдают маленькие незначительные жесты.
Папа бы в макушку поцеловал и, коротко прижав к себе, проследив, чтобы чемодан в багажник не забыли аккуратно поставить, взял бы с меня обещание сразу по прилете позвонить и ушел бы, не оборачиваясь, в подъезд, оставив мне взамен облако своего тепла и защиты.
А здесь, в этой цепкой птичьей лапке, все не выпускающей мою ладонь, кипит сейчас примитивная драма.
Нет, он не думает, что я не вернусь и лишу его навсегда нехитрых стариковских радостей!
Профессор прекрасно знает, насколько я на самом деле практична, при всех моих странностях.
Он боится того, что я вернусь другой.
И его, практика и аналитика, больше всего пугает неизвестность.
А я только этого и хочу.
Может, я там, подышав другим воздухом, напитав себя энергетикой других людей, что-то вспомню про себя, ну, про то, какой я была когда-то?
Может, где-то там мой смех станет искренним и хоть чуточку счастливым?
И даже если меня постигнет разочарование, то это все равно большой плюс.
Тогда я смирюсь.
С этой своей ролью.
Красивая холодная женщина без возраста – и ее холеный старый сожитель.
Поилец