Иди на мой голос. Эл Ригби
будет достаточно, кода я доберусь до города. А я доберусь.
Теперь прежняя уверенность таяла. Я понимал, что если попытаюсь продвигаться хотя бы ползком, то по дороге растеряю половину внутренностей, уже сейчас готовых вывалиться через рассеченные мышцы. Да и ползти было некуда: ближайший город, где мог быть трезвый медик без брюшного тифа, лежал в пяти милях, а до деревни, где, вероятно, меня предпочли бы скорее добить, чем спасти, – мили три.
Я прижал к животу руку и попытался повернуться на бок. Огляделся. Справа виднелись редкие деревья среди кирпично-серых камней. В остальном меня обступала чахлая равнина: лето было сухим, и ветер уже выпил соки из трав, заострив их как клинки.
Я нащупал измазанную в крови саблю и сжал ее рукоять. Лет восемь назад я вышел победителем из схватки с тремя мятежниками-сипаями[2]. Тальвар[3] одного из них стал моим талисманом, оружием, которое я полюбил даже больше, чем револьверы. Тогда, в том сражении, силы были почти равны, не то что сегодня, когда против нас пятерых было двадцать индийцев. Прикосновение к рукояти всегда успокаивало меня, проясняло разум. Так было и теперь. Смерть приветливо кивала мне, прихорашиваясь к встрече. Кишки дымились, словно поджариваясь. Но я все еще обещал себе победить мразь с косой.
Я почувствовал, что земля задрожала, и вновь со стоном перекатился на спину. Из-за деревьев степенно выходили несколько крупных слонов. На спине одного был установлен узорчатый тканый паланкин, остальные везли погонщиков. Я прищурился, вглядываясь в людей и пытаясь понять, британцы это или местные. Я не успел: слоны остановились футах в сорока. Только один – тот, на чьей спине был паланкин, – продолжал идти навстречу и вскоре поравнялся со мной. Я, более не решаясь двинуться, уставился на морщинистые столбы его ног.
Ткань, защищавшая паланкин от зноя, всколыхнулась. На землю спрыгнул человек в темно-синем плаще с капюшоном. Незнакомец был невысокого роста, худощавым сложением напоминал женщину или ребенка. Я сразу отогнал эту мысль: какой ребенок, какая женщина могли так легко слезть с этой серой твари?
Человек приблизился и опустился на колени рядом со мной.
– Мистер Э́гельманн? – Голос звучал довольно высоко.
Надежда заставила собрать силы и привстать.
– Вас прислали из Агры? – прохрипел я, пытаясь рассмотреть лицо под капюшоном. Острый подбородок, тонкие ноздри, но больше я не видел ничего. – Молю, не молчите.
Ответу предшествовал странный смешок.
– Я из более дальних мест, друг мой. Не повезло в дороге?
– Можно и так сказать. – Решив, что передо мной праздный путешественник, я не стал вдаваться в подробности, даже не задумался, откуда ему известна моя фамилия. – Бога ради, можете помочь? Кто вы? Я заплачу́.
Казалось, он задумался, и я пожалел, что вообще задал вопросы. Боль усиливалась, ждать я не мог, но скорее умер бы, чем сказал об этом. Наконец путешественник снисходительно хмыкнул, и я скривился от унижения. Если это местный махараджа или кто-то
Сипа́и – наемные солдаты в колониальной Индии, из среды местного населения.
Тальва́р – индийская сабля с сильно искривленным клинком.