Иди на мой голос. Эл Ригби
пошла вниз, в гостиную, где ожидала найти Падальщика. Из головы не выходила странная, пронизанная каким-то животным страхом фраза: «Леди не прощает предателей».
Предателей.
Цветочный город. Давно
…Из всех книжных лавок Блумфилда Фелис полюбила одну – на отшибе, на верхушке холма, с уродливыми гипсовыми лилиями, облепившими солидную медную вывеску. Владелец лавки, толстяк-ирландец, тоже любил нас: когда бы мы ни пришли, он спешил собственноручно испечь нам печенье. Мистер О’Брайн вообще был благодушным человеком и любил детей.
В отдельные часы покупателей обслуживал его юный племянник Кристоф. Наш ровесник, но женщины города, независимо от возраста, млели от него. Он был чертовски красив – черноволосый, высокий и голубоглазый, неизменно опрятный. Настоящий джентльмен, в котором скромность соединялась с остроумием. Почти все время, что мы проводили в лавке, мы проводили с ним.
И он любил Фелис. Как же он ее любил. С наших золотых двенадцати лет до… до…
…Первый визит в ту лавку случился в очень холодный день. Мы просто мечтали где-нибудь погреться; на спуск с холма уже не осталось сил, и мы, за неимением выбора, вошли в маленькое голубое здание, откуда тянуло бумажно-кожаным ароматом книг. Там было пусто. Тихо. Только что-то шуршало по углам. Мы стали заинтересованно озираться. А потом с высокой лесенки прямо перед нами вдруг спрыгнул он.
– Леди. – Кристоф окинул нас взглядом и без улыбки, но учтиво, глубоким поклоном, приветствовал. – Могу быть вам полезен?
Мы покраснели и смущенно переглянулись: в провинциальном Блумфилде манеры у мальчишек были редкостью, и мы не знали, чем ответить. Фелис пришла в себя первой и выставила привычный щит – мрачную требовательность.
– У вас есть книги об Антонио Сальери? – спросила она сердитым тоном. – Жизнь, творчество, что-нибудь о его детстве или семье? А может, издания сочинений?
Из-за игры теней мне показалось, что наш собеседник вздрогнул. Возможно, действительно вздрогнул, удивившись такому вопросу от потенциальной покупательницы. Некоторое время Кристоф молчал, припоминая, потом прошел за конторку и раскрыл массивный, прошитый грубыми нитками каталог. Пролистав, наконец ответил:
– Жаль, но нет. Может, вас интересуют издания о Моцарте, Бахе или…
Фелис так сжала мне пальцы, что я едва не вскрикнула. Потом подруга смерила Кристофа тяжелым взглядом и процедила сквозь зубы:
– Благодарю, оставьте их убогим. Нам пора, до свиданья.
И она поволокла меня к выходу. Колкие снежинки встретили нас на улице. Я сморщилась, гадая, что именно так разозлило Фелис. Мои мысли оборвал голос Кристофа:
– Постойте, прошу!
Мы обернулись. Он выскочил прямо в тонком сюртуке и без шарфа, черные волосы моментально растрепались от ветра. Руки он зачем-то держал за спиной. Остановившись, Кристоф быстро, сбивчиво заговорил:
– Стойте! Мне жаль, что я не смог помочь вам, но…
– Не беспокойтесь, это обычное дело, – оборвала Фелис, видимо, уже тоже пришедшая в себя и устыдившаяся своей неучтивости. – И простите, если испугала