Моего пса зовут Враг. Олег Верещагин
на мальчишек упала тень, и Озлефр, радостно подняв голову, спросил:
– Сейн, ты где был? Мы думали, ты придёшь быстро.
Сейн опустился на корточки, сложил руки на коленях. Вид у него был хмурый и задумчивый. Окинув остальных мальчишек взглядом, он сказал обстоятельно и безразлично:
– Сейчас я пойду проситься на работу к землянам.
Ответом ему было непонимающее молчание. Хасса неуверенно улыбнулся. Туизз резко сказал:
– Это глупая шутка.
– Я не шучу, – ладонь Сейна подтвердила сказанное. – И больше с вами в набеги я не пойду.
Озлефр сделал быстрый, полный ярости, жест – абсолютное отрицание. Туизз, бледнея, начал подниматься, пригнув голову и сжав кулаки.
– У матери молоко пропадает, – по-прежнему безразлично сказал Сейн. – Она вбила себе в голову, что из-за наших набегов меня могут забрать из лагеря. Я ничего не смог ей доказать и теперь пойду наниматься за паёк.
Ему снова отвечало молчание. Но теперь оно было растерянным и полным сочувствия. Если сторки перед кем и были беззащитны, так это перед своими женщинами. Туизз сел. Рахарт отвернулся. Хасса подобрал книгу, начал отряхивать от пыли обложку.
Озлефр со спокойным лицом и страшно быстро ударил в стену барака, прогнув и пробив пластик. Вытащил кулак, с которого медленно закапала тут и там кровь. Покрутил его перед лицом.
Сейн накрыл кулак своей ладонью.
– Все могут сказать, что хотят, – сказал он. – У меня больше нет чести. Я не стою вашей крови. Вам ни к чему видеть мои глаза.
– Никто не скажет худого, – ответил Озлефр. Трое остальных мальчишек придвинулись ближе. – Того, что ты говорил о чести, что ты говорил о крови и что говорил о глазах – мы не слышали, и этого не было. Любой скажет так.
– Любой скажет так.
– Любой скажет так.
– Любой скажет так, – откликнулись три голоса.
* * *
Комендант лагеря майор Захаров принял Сейна практически сразу, как только тот пришёл. Сторки очень редко просили об аудиенции, отведённый для такого обязательный час в день ничем особо заполнен не был, и на вошедшего Сейна майор смотрел с некоторым интересом, который – по мере того, как мальчик очень спокойно и обстоятельно излагал своё дело – разбавлялся настоящим удивлением. Захаров был коротко, «ёжиком», как говорят земляне, стриженый, плечистый, с грубыми чертами лица, ещё более проигрывавшими от того, что вся правая сторона этого лица была испещрена шрамами, видимо, плохо поддавшимися восстановительной хирургии и терапии. Глаз у майора уцелел, но, видимо, были повреждены голосовые связки, отчего голос его казался каким-то механическим.
– Работать? – Захаров смерил мальчика-сторка внимательным взглядом этого самого единственного глаза. – Что за шутки?
– Это не шутка, – сухо ответил Сейн. – Я бы хотел устроиться на работу. Такая возможность, как мне известно, есть.
Майор сплёл пальцы на крышке стола, постучал