Колышутся на ветру. Алексей Воскресенский
благодарили, восхищались. Ангелина Иосифовна при всех ставила меня в пример, а девчонки как-то недобро смотрели исподлобья. Но мне же было не в новинку чувствовать себя особенной.
Мозоли на пальцах грубели, уже меньше болели мышцы. Мои умения росли как ребёнок, совершенствуясь с каждым днём, открывая что-то новое. И всё бы хорошо, но в голове засела мысль о весе. Рано или поздно все балерины сталкиваются со словом «анорексия». Отказ от еды вырастает в настоящий страх еды, в голове щёлкает счётчик калорий.
В итоге, к четырнадцати годам, в зеркале я видела костлявую девочку с тёмными кругами под глазами. От меня остались только пухлые губы и широкий нос на худом лице. Я распускала волосы, чтобы хоть как-то скрыть лицо, которое казалось теперь жутко некрасивым.
Но мама, казалось, была всем довольна.
«Ты станешь великой балериной. Вижу тебя на сцене Большого или Мариинского, тебе рукоплещет зал, и весь мир у твоих ног. Бог одарил тебя всеми возможностями достичь совершенства. Бог поможет. Проси у него и благодари его».
3. «Любовь же открывает окна»
В то время в нашем доме стали появляться иконы, библия с дальних полок шкафа перекочевала к прикроватному столику, а мама по воскресеньям с воодушевлением отправлялась в церковь.
Не могу сказать, что мама всегда следовала законам божьим, нет, её религиозность как-то то вспыхивала, то затухала на протяжении жизни, но мне кажется всю божественность она заключала в двух словах: «Так надо».
И вот, постепенно приближаясь к трудному возрасту, заимев свои взгляды на некоторые вещи и явления, ощущая интерес мальчиков и испытывая такой же, я вступила в следующий этап своей жизни. Занятия балетом огранили мою фигуру и мой характер. В свои годы я уже считала себя сильной и волевой девочкой, способной добиться всего, чего захочу. Мама оставалась единственным человеком, которому я не смела перечить. А если и спорила, то уже заранее зная, что не дойду до конца и всё равно соглашусь.
Как-то летним воскресным утром мама заявляет, что именно сегодня мне пора приобщиться к религии – пойти с ней в церковь.
– Не хочу. Мне нужно заниматься.
– Что значит не хочу? Ты и на балет не хотела идти, вспомни. Ты уже большая, пора входить в свет. Каждый уважающий себя советский человек, чтобы о нём не подумали плохо, должен ходить в церковь, хотя бы по воскресеньям.
«Входить в свет», – я про себя несколько раз повторила эту смешную фразу, представив, что ступаю на свет фонаря, гордой поступью, шаг за шагом, пока не вхожу в этот самый свет и в то же мгновение стукаюсь лбом о фонарный столб.
– Почему ты улыбаешься? Разве я что-то смешное говорю?
– Ни в какой свет я не хочу, и что скажут люди, мне тоже безразлично!
Мама краснеет, сдерживая раздражение.
– Милая. Мари, ну пожалуйста, так нужно. Папу не затянешь, хоть ты меня не бросай, – лицо мамы разглаживается.
– Ладно, уговорила,