Зов Иерихона. Тим Волков
– от духоты. А в большей степени от посетительницы его салона. И её нестерпимо зловонного парфюма.
Дамочка поправила выбившийся локон из прически, спрятала веер в сумочку и, подытоживая и без того затянувшуюся беседу, категорично заявила:
– Я пришла к вам сделать фотографию пост мортем. Вы ведь делаете фотографии пост мортем?
– Делаем, – с неохотой подтвердил Дитрих.
Давно хотел он поменять вывеску, убрать из списка услуг эту придурь, вписанную только ради появившейся ныне моды фотографировать умерших. Что за народ, удумал такое, карточки делать покойников – да не просто так, а в позах живых, да с живыми еще же людьми, близкими и родными. Вроде как на память. При жизни откладывают всё – дорогая эта услуга, видите ли, сделать снимок, – а вот как преставится кто, так тут дело долга, родственника своего в халат укутать, в руки ружье всунуть да в обнимку сфотографироваться.
Дитрих вздохнул. Дамы фыркнула. Пробежавшая между ними волна душного кислого от забродивших в саду яблок воздуха была разрезана надвое незримой струной их холодных взглядов.
Дитрих сухо сказал:
– Тогда назначим сеанс на завтра.
– А сегодня нельзя?
– Нельзя, – тут же отсёк Дитрих. Потом, слегка запинаясь, добавил первое, что взбрело в голову: – Реактивы остыли. Надо новые заводить. Только завтра готовы будут. До обеда приходите. Не опаздывайте.
– И Фрэнка приносить? – округлила от удивления глаза дамочка.
– Нет. Фрэнка оставьте. Одна приходите. Обсудим детали, цену обговорим, адресочек ваш оставите, и прочее.
– А сейчас…
– А сейчас мы закрываемся. Обед, знаете ли. Закрываемся мы, в общем, чего тут непонятного?
Дама сморщила носик, встала и ушла, вспорхнула, словно маленькая птичка, растворилась за дверьми салона, оставляя после себя легкий шлейф дорогих духов – ландыша и еще чего-то неуловимого, нежного.
Дитрих громко чихнул ей вслед – с детства терпеть не мог различного рода парфюмы.
«Интересно, а кто же всё-таки убил этого беднягу Фрэнка?», – Дитрих нехотя начал приготовления к завтрашнему заказу – достал из-под прилавка пыльный огромный портфель, положил в него рамки со стеклянными негативами, сборный треножник – дорогущая вещь по нынешним-то временам, – банку с химикатом, пару перчаток.
«А может, Фрэнк сам застрелился? Не вытерпел бесконечного словесного потока своей жены и покончил с собой? Разрядил в себя всю обойму. Имея такую жену, я бы еще и яду выпил для надежности. Подумать только – чучело из человека удумала сделать!».
Дитрих хохотнул. Настроение, упавшее ниже ада, начало помаленьку подыматься.
Вновь зазвенел колокольчик на двери. В салон вошли. Нагло, без приглашения.
– Мы уже закрываемся! – оскалился Дитрих, выпрыгивая из-за прилавка. Времени до закрытия – еще два с половиной часа, но в запасе имеется много разных отговорок для самого себя, чтобы прекращать на сегодня работать. Работать, когда нет желания, всё равно, что окучивать дурную бабу – может что и получится, да