Каменный Пояс. Книга 2. Наследники. Евгений Александрович Федоров
Но что сие значит? – показал он на странные одежды холопов.
– Дядюшка, – торжественно провозгласил Прокофий Акинфиевич, – прост я родом: вам известно, что мать моя и отец из простых почтенных людей. Разумом и трудолюбием отца и деда нашего возвеличены мы до дворянства. Я не братец Никитушка и о том хочу всем напомнить: что с одного боку мы, Демидовы, – бархатники, а с другого – пахотники!
– Ох, любо! – возрадовался Никита Никитич. – Любо, что не возгордился! Добро и то, что высудил-таки наследство!
– Отныне и до века завод мой и пребудет в моем потомстве! – решительным голосом объявил владелец и взглянул на дядю. Веселый, возбужденный старик на мгновенье заглянул в темные беспокойные глаза Прокофия. Остренький холодок прошел по спине паралитика: на него смотрели пустые шалые глаза маньяка…
Вихляясь и приплясывая на ходу, прибывший невьянский владелец удалился в разубранные покои…
Смолк колокольный звон; все еще разглядывая диковинную упряжь и наряды челяди, на площади топтались заводские. Никита Никитич, помрачневший, потухший, прикрикнул на толпу:
– Ну, чего глаза лупите? Марш на работу!..
Он растерянно оглянулся на дверь и укоризненно покачал головой. Мелькнула и всего встревожила мысль о племяннике:
«Кто же он – умница или сумасшедший?»
Прокофий Акинфиевич решил обосноваться в Невьянске. Теперь он стал неузнаваем: из молчаливой неприметной тени вдруг превратился в необузданного самодура. Исчезла прежняя приниженность; все низменное и болезненно-странное, что до поры до времени таилось в нем, разом ожило и охватило все существо демидовского наследника. Прокофий зажил беззаботно, в довольстве, все желания его исполнялись быстро и безотказно. В обширных, отменно обставленных покоях он жил как неограниченный властелин и предавался своим чудачествам.
Жена его Матрена Антиповна, больная, иссохшая женщина, лежала на огромной деревянной кровати, поставленной среди пустого и холодного покоя, из углов которого рано наползали сумерки. Постепенно и незаметно угасала ее жизнь. Страдальческими глазами она вгляделась в прибывшего из столицы мужа и умоляюще прошептала:
– Прокопушка, подойди сюда… дай руку…
Под одеялом зашевелилось костлявое, изглоданное болезнью тело. Прокофий, приплясывая, подошел к постели. Наклонившись над больной, он холодным, бесстрастным голосом окликнул ее:
– Ку-ку! Ты еще жива?
– Прокопушка, побойся Бога! Что ты мелешь? – жалобно промолвила она. Из-под густых длинных ресниц выкатились слезинки. Большие прекрасные глаза с укором смотрели на Демидова.
Ухмыляясь и кривя тонкие губы, он отпрянул от ложа жены и сказал весело:
– Живи! Живи!.. Я пошутковал малость…
Все дни несчастная женщина лежала забытой, в одиночестве. Кухонные стряпухи приносили еду и убирали постель. Брезгливо морщась, бабы отворачивались и торопились поскорее убраться из горницы.
Единственной радостью больной были голуби,