Дивизия без вести пропавших. Десять дней июля 1941 года на Лужском рубеже обороны. Владимир Рохмистров
поля несжатой ржи, подступающие к самому берегу. И только наметанный глаз военного различил и брустверы траншей, искусно прикрытые дерном, и бугорки дзотов.
Курсанты работали днем и ночью. События поджимали. Накануне в батальоне узнали, что противник прорвался к Пскову. При недостатке зенитных и противотанковых средств наше спасение виделось в инженерном оборудовании местности.
Мы часто останавливались, беседовали с бойцами. Настроение у ребят боевое. Но начальник училища справедливо считает, что одним моральным духом врага не остановишь. Он дотошно проверяет готовность кировцев к отражению противника, не гнушается посмотреть стрелковые карточки, поинтересоваться тем, достаточно ли широк сектор обстрела.
Во второй половине дня мы возвращаемся. По дороге Герасим Васильевич говорит: – Пожалуй, я слишком придирчив стал. Наверное, зря лейтенанту выговор объявил. Полковник, необыкновенно человеколюбивый, добрый, был искренне расстроен, когда у одного из командиров взводов обнаружил неисправный пулемет.
– Знаешь, комиссар, – продолжает начальник училища, – в курсантах я уверен. Не дрогнут. Но нельзя же голыми руками! Что сегодня у Кузнецова? Две пушки и два пульвзвода на двенадцать километров фронта!
Поскорее бы обещанный артдивизион прислали. – Задумался, потом спросил: – Комиссар, а сколько у нас коммунистов и комсомольцев?
– Тысяча двести девяносто два! – ответил я.
– Выстоим! Обязаны выстоять! – На переносице Герасима Васильевича появилась упрямая складка. Он прибавил шаг…
В шестой роте, докладывали мне, комсомольское собрание завершилось пением “Интернационала”.
Секретарь партийной комиссии сообщил, что на 11 июля в парторганизации рот и батальонов поступило от курсантов и командиров около 200 заявлений с просьбой принять их в партийные ряды. Вот оно, политикоморальное состояние кировцев накануне решающих боев!»[159]
Ленинград. Смольный
Маркиан Михайлович Попов, генерал-лейтенант, командующий Северного фронта
«Прибывший в Ленинград главнокомандующий Северо-Западным направлением Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов вызвал меня в Смольный. Захватил необходимые материалы и отправился на доклад.
В кабинете Ворошилова кроме члена Военного совета А. А. Жданова и начальника штаба направления генерала М. В. Захарова находился представитель Северо-Западного фронта. После взаимных приветствий маршал приказал доложить ему обстановку. Выслушав меня, а затем товарища с Северо-Западного фронта, Ворошилов уточнил ряд вопросов и стал изучать оперативную карту.
Он сделал несколько замечаний относительно прикрытия флангов и совершенно неожиданно для меня приказал 70-ю, 237-ю стрелковые дивизии и 21-ю танковую, которые мы с большим трудом и даже риском сняли с северного участка и направили на Лужский рубеж, немедленно передать Северо-Западному фронту. Его решение было окончательным. И, как я понял, не
Кринов, СС. 24–26.