Сюжеты в ожидании постановки. Выпуск 1. Хелен Лимонова
Я не могу наблюдать вашу жизнь. Противоречит твоим убеждениям. Будь я художником, написал бы картину: «Муза в темнице». Лена, как никто, понимает тебя. Если б хоть одна женщина любила меня так, я ополчился бы на всех её врагов! А её саму…
АЛЕКСЕЙ. Я простил её.
ВИКТОР. Брось, Алёшка. Честное слово, не мне поучать. Обращаешься, как будто приглядываешься, что за человек. Думаешь, со стороны не видно?
АЛЕКСЕЙ. Ты прав: приглядываюсь. Заново пытаюсь понять, в чём наша любовь. Не подозревай в жестокости – рад бы делать вид, что ничего не произошло. Что-то треснуло, Витя. Кто-то тягучий поселился внутри. Испытывает всё, что ценил в себе. Я похож на человека, попавшего на планету с другим полем тяготения: каждый шаг доставляет боль своей неуклюжестью. Не могу читать: всё кажется выдумкой и пустотой. Часами сижу над раскрытой книгой, уткнувшись в один абзац. «И день сгорел, как белая страница»… И я, чтобы не повеситься, пишу стихи…
Блаженно длинный полдень детства,
Дай окунуться с головой
В зеленогривое соседство
Травы и листьев надо мной.
Дай увидать хоть на мгновенье
Горячий синий цвет стрекоз
И тысячи зрачков движенье
И лебеды огромный рост.
Но время сузилось и сжалось —
Не разглядеть его лица,
И год – что день. Такая малость
Отстукивает до конца.
Но начинается страданья
Неумолимый светлый час
И сквозь рыданья и стенанья
Я вижу, как в последний раз
Развилось время, точно свиток
И, бесконечно тяжелы,
В медовый медленный избыток
Опять минуты потекли.
(Небольшая пауза.) Наутро перечитываю и кажется: я сам – выдумка. Ну, посуди: в каких теперешних стихах найдёшь слова «блаженно», «рыданья», «стенанья»?! Кто я? Кто посмеялся надо мной, переместив рожденье? (Пауза.) А Лена… слишком люблю её, чтоб притворяться. С чем я могу подойти к ней? (Пауза.)
Эдик с Григорием Фёдоровичем.
ГРИГОРИЙ ФЁДОРОВИЧ. Вот отгадайте, высокоучёный Эдуард Георгиевич, зачем после поминок оставшиеся продовольственные товары под стол опрокидывали или в окно без разбору кидали? Без зазрения совести, по-нашему.
ЭДИК. Проще пареной репы. Покойника обижать опасно: он сообщается с «вечным судиёй». Следовательно, со своего стола тоже уделить надо! Логично?
ГРИГОРИЙ ФЁДОРОВИЧ. Не в глаз, а в бровку, Эдуард Георгиевич!
ЭДИК. Неужто? Постойте… Нет – сдаюсь.
ГРИГОРИЙ ФЁДОРОВИЧ. Про сироток-то забыли? А?
ЭДИК. Каких «сироток»?
ГРИГОРИЙ ФЁДОРОВИЧ. Самых обыкновенных! Души которых летают в поисках, а позаботиться о них – некому! А уж виновнику-то место приравненное за столом полагалось. Ему бы даже обидно – объедками! Как это вы промахнулись?
ЭДИК (смеётся). Действительно