Фомо. Дмитрий Павлюк
огляделся и решил не придавать этому слишком уж большого значения.
И все же мысли в моей голове, как будто замороженные на пару секунд, вяло оттаивали и начали шевелиться. Даже все тело будто стало выходить из секундного оцепенения, которое нахлынуло вместе с этим странным секундным замешательством. Список мыслей пополнился.
На столе я заметил не разогретые контейнеры с едой, и понял, что жутко голоден. С того момента, как мы уехали из кафе, прошло уже по меньшей мере пол дня, а остановок мы не делали вовсе.
Нашарив взглядом микроволновку и найдя ее там, где она обычно и стоит на кухне, я взял контейнер, где было больше всего еды, и закинул его на пару минут. Вернувшись из гостиной, я нашел уже горячую порцию макарон и какого-то мяса. Спрашивать о мясе, к счастью, было не у кого, и я принялся есть. Есть в одиночестве в чужой кухне. Я нащупал глазами фотографию виновника торжества. И смерти сына. И горя жены. Все это была его вина.
На фотографии он еще не отрастил себе те дурацкие патлы, в которых я видел его в последний раз. Невольно мне снова вспомнился тот случай. Этот чахоточный дождь, то поливающий, как из гидранта, то еле заметный, озеро, испещренное мелким крапинками падающих капель и его мокрые, слипшиеся темные патлы.
Жены тогда ушли в трейлер готовить, его мелкий мальчуган с ними, а мы остались на улице, стояли под козырьком и наблюдали, как прекрасные дни на пикнике под солнцем и с играми медленно сползают в озеро ручьями грязи.
Его мальчишка был еще страннее, чем он сам. Он всегда был один, ни с кем не дружил и играл в одиночестве, никого к себе не подпуская. Играл он во всякие стрелялки, как и все мальчишки любил солдат, пушки и машины. Его лицо никогда не казалось мне живым – он смотрел на мир как на какую-то картинку, которая двигалась – и все, больше ничего.
В общем, он был с нашими женами, и я был рад этому. Иногда его общество было мне неприятно и жутко нагнетало. Хотя общество его папаши было не лучше. Так вот, мы стояли с ним на этой чертовой веранде под крыльцом, и он спросил меня, что я имею против этих дурацких патлов.
Когда я ответил, он несколько минут стоял в оцепенении, и я видел, как мерзко и невротически дергалась его щека. А потом он вдруг дернулся к озеру топиться. Я еле вытащил его из воды. Он был уже по шею в озере, барахтался и кряхтел, когда я догнал его, схватил и потащил обратно. Как только я, наконец, вытащил его на берег, он вырвался и полез топиться снова, и мне снова пришлось прыгать за ним.
Жены выскочили и стали кричать, а малой просто стоял и наблюдал, пытаясь засунуть в рот какую-то огроменную игрушку. Больше мы с его отцом не разговаривали.
Он был просто отбитым человеком, подумал я.
Вернувшись в гостиную, я нашел их шатающимися из стороны в сторону, причем одна из жен – не моя – все время всхлипывала, а другая – оставшаяся, моя – после каждого всхлипывания 21 раз повторяла: все, все, все, все, все…
Мне почудилось, что все это уже случалось.
Я сел на диван и подумал, что должен что-то сказать. Ведь я знал его, а теперь он мертв. И хоть