Трёхочковый в сердце. Андрей Андреевич Навойчик
И сколько раз она, как главная подстилка предателя кампуса, находила эти проблемы без него. В отличие от Ника, ночами слонявшегося прокажённым зомби по окрестностям студенческого общежития, Киру не обходили стороной, стараясь зацепить, унизить, оскорбить или чего похуже. Хорошо, что для последнего у неё имелся в сумочке электрошокер и баллончик с защитным спреем от животных покрупнее насекомых.
Последние пару недель выдались для них тяжёлыми, столпом испытаний, вставшим на пути их отношений. И сейчас, хотелось простой человеческой любви и ласки, которые лечебным бальзамом должны были излечить сердце и душу. Им обоим нужны были нежные прикосновения, вместо постоянных толчков и ударов. Поцелуи, любящих губ, противоположные альтернативе из плевков и оскорблений. И немного времени, потраченного на себя, в столь желанном утешении, а не противостоянии людской агрессии и злобе.
Ник целовал, едва прикасаясь к Кириным губам, щёчкам и шее. Она каждый раз хихикала, как школьница услышавшая непристойность, когда его ресницы щекотали, аккуратными взмахами порхая над её лицом. Они не торопились, словно кормили друг друга горячим бульоном, стараясь остудить каждую ложечку, а не расплескать кипяток, наслаждаясь целебной теплотой, растекающейся по желудку. Только вместо глотка супа, с каждым поцелуем, Ник и Кира впитывали жар собственного дыхания, который согревающей волной разливался по телу, острым желанием, набухая внизу живота. Он раздевал её очень медленно, любуясь каждой складкой одежды, завитками волос, неаккуратно выбивающимися из уложенной причёски. Ник касался, пробегая кончиками пальцев, каждого открытого сантиметра, как слепой, пытающийся наощупь «узреть», нечто прекрасное, недоступное простому словесному описанию. Она поддавалась каждой манипуляции, словно глина в руках скульптора, тёплая и мягкая. Ей так не хватало, все эти долгие одинокие дни, его объятий, прикосновений, любви, которую она почти чувствовала, но боялась позвать, чтобы не спугнуть. Сейчас они снова исследовали друг друга, каждым взглядом, всматриваясь пристальнее в поисках того самого заветного сокровища, каждым прикосновением, будто кисточкой археолога, смахивали слои многолетнего нароста – освобождаясь от одежды. Ник всё никак не мог для себя решить, какая Кира нравится ему больше: воинствующая богиня, в своём боевом окрасе, неприступная и разящая своей жестокостью и страстностью, или этот ангельский цветок, под слоями его мешковатых вещей, закрывающийся лепестками на ночь бутон, нежный и трепетный в своей беззащитности, манящий и желанный своим сладким ароматом. Она была такой настоящей сейчас, обнажённой перед ним не телом, но душой, со своими проблемами, переживаниями и болью. Ник никогда не видел её такой. В какой-то момент он прекратил прелюдию, оторвавшись от Киры в немом созерцании. Ей стало неловко, лёгкий холодок неуверенности, мелкой дрожью прошёлся по её телу. Она уже собиралась одеть лифчик обратно, прикрывая обнажённую грудь и находясь на грани между недоумением и истерикой.
– Не надо. – Ник