Труды по россиеведению. Выпуск 2. Коллектив авторов

      Имущество создает преимущества

      в питье, еде,

      в житье, беде.

      Зато временами лишает мужества.

      Ведь было мужество, а ноне где?

      Барахло, носильные вещи,

      движимое и недвижимое барахло,

      поглядывая на тебя зловеще,

      убеждает признать зло.

      Интеллигенция была моим народом,

      была моей, какой бы ни была,

      а также классом, племенем и родом –

      избой! Четыре все ее угла.

      Я радостно читал и конспектировал,

      я верил больше сложным, чем простым,

      я каждый свой поступок корректировал

      Львом чувства – Николаичем Толстым.

      Работа чтения и труд писания

      была святей Священного Писания,

      а день, когда я книги не прочел,

      как тень от дыма, попусту прошел.

      Я чтил усилья токаря и пекаря,

      шлифующих металл и минерал,

      но уровень свободы измерял

      зарплатою библиотекаря.

      Те земли для поэта хороши,

      где – пусть экономически нелепо, –

      но книги продаются за гроши,

      дешевле табака и хлеба.

      А если я в разоре и распыле

      не сник, а в подлинную правду вник,

      я эту правду вычитал из книг:

      и, видно, книги правильные были!

      Интеллигенты получали столько же

      и даже меньше хлеба и рублей

      и вовсе не стояли у рулей.

      За макинтош их звали макинтошники,

      очкариками звали – за очки

      Да, звали. И не только дурачки.

      А макинтош был старый и холодный,

      а макинтошник – бедный и голодный,

      гриппозный, неухоженный чудак.

      Тот верный друг естественных и точных

      и ел не больше, чем простой станочник,

      и много менее, конечно, пил.

      Интеллигенты! В сем слове колокольцы

      опять звенят! Какие бубенцы!

      И снова нам и хочется и колется

      интеллигентствовать, как деды и отцы.