Вспомни меня!. Валя Шопорова
запись их последнего концерта в Гамбурге, он включил её. Тот самый концерт…
Под конец полуторачасового видео Леон уже не пытался сдерживать слёз, они просто текли по щекам, душа и разъедая кожу кислотой. И почему-то от них не становилось легче, становилось только больнее и горше.
Смотря на то, как Дориан самозабвенно поёт только ему одному, как обнимает его после окончания песни и широко и так искренне улыбается на камеру, Леон чувствовал, как душа корчится в груди в бесноватых агониях.
Каким же он был идиотом…
Да сейчас он бы жизнь отдал за то, чтобы брат спел ему и обнял, пусть даже поцеловал на глазах у всего мира! И пусть их потом посадят за это в тюрьму! Главное, что там они будут вместе и Дориан никуда не уйдёт. Но он уже ушёл. Почти два года тому назад. А Леон повёл себя совершенно не так, как думал сейчас.
Тогда он лелеял свои страхи и принципы и считал, что имеет право решать за них двоих, как им будет лучше. И он действительно думал, что знает лучше, как им нужно поступать и жить.
Но всё, чего он добился в итоге, это – удушливое одиночество и развивающийся алкоголизм.
Когда запись закончилась, Леон закрыл крышку ноутбука и, закурив, упал на спину, смотря в потолок.
«Где же ты, Ди? – эта мысль уже давно не осознавалась, она была в голове по умолчанию. – Я верю, что ты всё равно вернёшься однажды. С тобой не могло ничего произойти, – Леон всхлипнул, утёр кулаком текущий нос, – я бы почувствовал это. А я чувствую, что ты жив. Я знаю это. Вернись, умоляю тебя. Я всё сделаю, только дай мне знак, где тебя искать…».
Глава 5
Когда растает первый снег.
И пропадут твои следы.
Меня согреет в холоде.
Надежда в то, что помнишь ты.
Алексей Воробьёв и Христя, Когда растает первый снег©
Леон сидел на полу под подоконником, наигрывая на гитаре щемяще меланхоличную мелодию. Периодически он поднимал взгляд к зеркалу. И так хотелось спросить у отражения: «Ну как?» и попросить подобрать к музыке слова. Но разговаривать с зеркалом было бесполезно, оно не отвечало, и так можно было сойти с ума. Это Леон понял после нескольких попыток поддержать такую «беседу» на первых порах после исчезновения Дориана, когда осознание того, что он ушёл и неизвестно, когда вернётся, пришло, а вот принятие ещё не наступило. Да и сейчас никакого принятия не было, было его жалкое подобие, которое позволяло не слететь с катушек и переживать бесконечные дни одиночества половинки, которая не умела не быть целым.
Глубоко задумавшись, Леон задел не ту струну и по слуху резануло фальшивой нотой. Поморщившись, он перехватил гриф, чтобы струны перестали гудеть, и поднял взгляд на дверь, в которую постучали. В комнату зашла его домработница – женщина средних лет с очаровательно пухлыми щеками и ямочками на них по имени Аннис.
– Я могу здесь убраться? – спросила она.
Леон кивнул и, забрав