Эмигрант. Испанская война. Даниил Калинин
достоинства, на деле окажутся недостатками… Подумать только! Как же я радовался вначале, когда только попал в школу! Вокруг были мальчики и девочки, с которыми можно было дружить, общаться, разговаривать! Играть на переменах, иметь какие-то свои тайны! И учёба мне давалась совсем легко, меня ведь так хорошо подготовила мама… Это сейчас я понимаю, что она хотела как лучше, пытаясь дать мне первичное домашнее образование сверх школьной программы. Ведь я был наследником старинного русского княжеского рода, а там необразованных людей не было. Всякие были – смелые и трусливые, подлые и великодушные, те, кто приумножал богатства и те, кто легко их терял. Но все без исключения имели хорошее образование.
Но мама не учла, что учился я не в дворянском пансионате и даже не в старой доброй русской гимназии. Я учился среди детей самых бедных слоёв Марселя, большинство из которых просто не было способно к учёбе. Зато все они желали лучшей жизни. А лучшая жизнь в городе была у бандитов и их приживалок. Так, по крайней мере, нам тогда казалось. И детское поведение уже изначально было запрограммировано на суровое существование в борьбе за жизнь, в которой выживают не одиночки, а стаи.
Я же во всём слушался учителей, старался учиться и получал хорошие отметки. При этом я очень хотел общаться и дружить, но одинокое детство уже наложило на меня свой отпечаток. Мне тяжело было идти первым на контакт.
Кончилось всё это плохо. Какой-то чужой и непонятный для остальных ребёнок, я быстро стал не только изгоем, но и объектом чужих издевок и насмешек. Масло в огонь подлило то, что однажды я проговорился, что являюсь русским. Травить меня начали с удвоенной силой. Я этого не понимал. Особенно странным было то, что отношение ко мне изменили и некоторые учителя, прознав про мою национальность. Не все конечно, но…
Но именно тогда я понял, что быть русским сложнее, чем кем-либо ещё. В моём классе учились французы, итальянцы, корсиканцы (держались отдельной кучкой), даже марокканец, но травили за происхождение только меня. Ещё правда, была одна девочка без национальности, с иным оттенком кожи. Однако, это отдельная история.
Были периоды, когда я вёлся у сверстников на поводу и начинал вести себя так, чтобы не выделяться из толпы. Я прекращал учить, я специально получал плохие оценки, я молчал, даже когда прекрасно знал предмет. Активно участвовал в травле ещё более беззащитных жертв, обычно дочек портовых проституток. В большинстве своём их ждала участь их родительниц, а первыми их мужчинами становились сразу несколько ребят из какой-нибудь стайки посильнее. И происходили подобные вещи в совершенно юном возрасте… Стараясь как-то выслужиться перед теми, кто лидировал в классе, я унижался до последнего и совершал самые глупые и подлые выходки, на которые меня толкали «товарищи». Например, однажды, я измазал навозом кресло молодой учительницы, что относилась ко мне как раз по-человечески, и старалась поддержать. Мне было невероятно стыдно и плохо, когда я совершал