Умопомрачение. Михаил Михайлович Аргамаков
туфли. Себе она купила пиджак и брюки, стального цвета, стилизованные под мужские, и высокие «жокейские» сапожки из коричневой замши. Потом подруги посетили салон-парикмахерскую. Там Костя постриглась почти наголо, а Джакузе распустили и завили волосы, а Вере соорудили на голове причёску, похожую на сложное хлебобулочное изделие. Накрасились сами, как умели. Ресторан выбрали в центре, валютный. Костя любила всё самое дорогое. Один бокал вина в этом ресторане равнялся десяти зарплатам гастарбайтера из чебуречного цеха Ильясовой. Бизнесменша честно расплатилась со следователем и продолжила своё дело. Бабушку похоронили. В испорченных квартирах сделали евроремонт. Родственники покойной получили от Агнии за моральный ущерб и сияли от радости. В общем, все остались довольны.
– Вот видишь, а ты сомневалась? – говорила Костя, обсасывая клешню омара. – Хорошо, когда всем хорошо. Живи, и давай жить другим. Правильно я говорю?
– Ну, да, да, – смеялась крепко захмелевшая Вера. – Но всё-таки…
– Никаких «всё-таки», – рубила Костя.
Джакузя в их «философские» беседы не встревала. Она ела копчёную утку и с наслажденьем облизывала жирные пальцы. Вера вспомнила смешной случай, произошедший в ресторане. Они с Костей пошли танцевать, а когда вернулись, обнаружили за своим столиком четвёртого посетителя. Толстого дядьку средних лет. Пока их не было, он пытался снять Ванду. За смехотворные деньги. Причём набивался к ней в дом. Хитренькая Джакузя краснела, хихикала, бросала на него мутные взгляды, но помалкивала. Не говорила толстяку ни да, ни нет. По коричневому костюму, провисевшему в шкафу не один десяток лет и пропитавшемуся нафталином, немодному галстуку в широкую полоску, оббитых, но крепко начищенных гуталином полуботинках, можно было легко догадаться, что клиент небогат или жаден, все деньги тащит в семью. В ресторан пришёл за компанию с другом и на его счёт. Друг, сидел через три столика наискосок и был пьян, как говорят, «в сосиску». Типичный провинциал, инженеришко, замученный недоеданием и сложной семейной жизнью. Джинсы ещё советского пошива, заношенный пиджачок «букле», седые виски, повисшие усы и рот, полный металла. Увидев Костю, толстяк принял её за парня и начал вести переговоры с ней. При этом он потел, вертел шеей и улыбался, обнажая пустоты за масляными губами. Назвался Колей, а друга окрестил Федей. Ясно было, что имена не настоящие, что мужики, в обычной жизни тюфяки и подкаблучники, на сей раз решили оторваться, гульнуть на всю катушку, с долларовым шампанским, со шлюхами. Вера была уверена, что сестрёнка их пошлёт, но к её удивлению, Костя легко согласилась. И даже не стала торговаться. Ударили по рукам, расплатились с официантом и промеж собой, общими усилиями, подняли друга, и все вместе вышли из ресторана. Втиснулись в машину Веры. Костя села за руль. Она прекрасно водила машину. Вера рядом с ней. На заднем сиденьи уселись Коля и Федей, а между ними – Джакузя. Коля всё время лез ей то под юбку, то в вырез платья, а она то и дело взвизгивала и