Бессонница. Евгений Рудашевский
а живот выпучивается до самого сиденья – пуговицы на рубашке готовятся выстрелить, и в щели проглядывает майка. Профессор Тёрнер всегда читает лекции сидя. Думаю, ему было бы трудно провести полтора часа на ногах.
Я вообще не очень люблю толстых людей. Как будто в их тяжёлом животе прячется всё то, что я не люблю в людях: удовлетворённость и бессмысленность. Всегда считал, что для настоящего счастья нужно поменьше есть, хотя это, наверное, глупо. А ещё я не люблю, когда едят в метро или просто на ходу. Как будто все эти люди очень голодные. Почему-то их жизнь мне представляется пустой, даже не могу объяснить почему.
И всё же мне нравится то, что профессор Тёрнер рассказывает о межличностном общении. Мне даже нравится это словосочетание – «interpersonal communication», будто речь не о простых семейных ссорах, а о какой-то сложной науке. Смешно подумать, что вот ссорятся где-нибудь муж с женой из-за какой-нибудь ерунды, обсуждают поцарапанную машину или нашествие термитов и не знают, что это они участвуют в «межличностном общении» и что в Университете Северного парка с полсотни студентов со всей серьёзностью разбирают их фразы и рисуют подробную поведенческую модель, по которой живут эти самые ссорящиеся муж с женой. На занятиях профессора Тёрнера всегда смешно представлять именно живых людей за игровыми схемами и моделями Эрика Берна или кого-то ещё.
Мы теперь с Эшли садимся за соседние парты. Иногда обмениваемся записками. Я написал ей про то, как расползаются ноги профессора Тёрнера. Она ответила, что раньше этого не замечала. А потом я поступил очень глупо. Профессор дал всем задачку, и я уже знал, как её решить. Суть задачки простая – нужно соединить девять точек, используя четыре прямые, но так, чтобы провести их не отрывая руки:
Тут весь секрет в том, что люди сами загоняют себя в рамки, которые для них никто не устанавливал, – все пытаются проводить линии внутри условного квадрата. Люблю эту задачку. Она не про логику, а про свободу. Про то, как люди боятся перейти через черту, которой на самом деле нет. И не потому что опасаются какого-то наказания, а потому что привыкли, что нельзя за флажки, даже если они ненастоящие. Я так и сказал, когда меня вызвали к доске. Никто не решил задачку, поэтому я поднял руку. И всё это подробно объяснил. Наверное, даже слишком подробно.
Вообще, получилось нечестно, ведь я уже знал решение – года три назад наткнулся на эту задачку в одной не самой интересной книге. Но ведь я и вправду тогда сам решил её и подумал о свободе, о флажках, а теперь лишь притворился, что сделал это сейчас, на занятиях. Всё равно я почувствовал себя обманщиком, и чем больше меня хвалил профессор Тёрнер, тем мне становилось паршивее. А потом и Эшли меня похвалила, и я ей всё рассказал – сразу, как только мы вышли на Кармен-авеню и отправились на обед в Магнусон-центр. И она поняла. Сказала, что это не ложь, что я вообще молодец, потому что справился с задачкой ещё три года назад, а профессор Тёрнер сказал, что даже