Суета. Хо-хо, ха-ха. Заря Ляп
и радостью. Всем. К брату.
Возничий придерживает лошадей, останавливает. Раскланивается, приподнимаясь на козлах. Желает госпоже доброго дня.
Тамара отвечает:
– И вам, Саныч, непременно доброго.
Дверца повозки распахивается, жестко ударяясь о стенку, отскакивая от нее, ударом разбивая гул маятника на шепот и всхлипы, на какие-то далекие слова, речитативом произносимые, – все дальше отступающие, пропадающие. Пропавшие.
Тамара нерешительными, настороженными шагами приближается к повозке. К темному проему в ней. Чуть ли не к ночи. Слышит беззаботное:
– Прыгай, Вишня!
Рука в черной перчатке протягивается, Тамара помощь принимает, ногу на подножку ставит – легкий рывок, перехват, и она внутри. Глаза брата в ее глаза смотрят.
– Здравствуй, Вишня! – улыбаются они.
Тамара отвечает на приветствие осторожным кивком и присаживается на скамью, напротив глаз. Завороженно всматриваясь в них.
Уман в повозку запрыгивает. Меж Заботой и старым – голосом, запахом и щекотливым почесыванием, похлопыванием по брюшку запомнившимся – знакомым устраивается, на того оценивающе смотрит.
Виктор снимает перчатки, ладонь к носу пса протягивает и к псу обращается:
– А о вас писали. И все больше хорошее писали. Да вы, сударь, может, признаёте меня? Правда, крохотными тогда были. Круглыми. А я куриную ножку вам скармливал. Признаёте?
Уман ладонь изучает, в суть голоса вникает – место знакомому в жизни Заботы и своей определяет. Решение приняв, к ногам Заботы заваливается, уши в стороны расставляет и слабо хвостом повиливает: важное понял, важное принял, спокоен.
Виктор отбрасывает перчатки на скамейку, поднимает смеющиеся глаза на сестру:
– А я спал. Только что спал! Здесь, на лавке этой спал. Роскошь! Тамара, такая роскошь: никто не лезет, ничего не опасаешься; срочность голову не мнет, мозги не жует. Покой! Ну что, поехали?
Тамара молчит – видение наплывает на нее: птицей зависает она в воздухе, высоко-высоко зависает и смотрит вниз, на хребет горы и на путника, по нему шагающего. В последний раз она его видит, в самый последний раз. Но кто он? Не вспомнить и не узнать, а ведь из ее он жизни. Поднял бы голову!..
– Вишня? Слово скажешь?
Тамара брата почти не слышит: ей важно узнать того, шагающего. Важно, потому что больше она его не увидит.
– Вишня?
Путник поднимает-таки голову, но все, что птица-Тамара видит, это блеск. Как от хрусталя, свет отражается от лица, к ней поднятого, и видение исчезает. В ушах ее тревожный крик птицы. Горе предвещающий. Тамара вздрагивает и хватает брата за руку:
– Не забирай меня отсюда. Даже не предлагай.
– Я не за этим, – удивляется он.
– Не забирай.
– Вишня, дорогая моя Вишня, я не за этим, – серьезно обещает брат. – Только в гости. Увидеть. Да и не пойду я против воли твоей.
Тамара облегченно выдыхает:
– Конечно… Ты надолго?
– Уже