В двух мирах. Грани бытия. Юрий Кривенцев
разбиваться на многочисленные группки, выпивая-закусывая, поддерживая собственные, куда более живые темы бесед.
Короче: со скрипом преодолев официальную часть, вечеринка плавно трансформировалась в пьянку, которая шла уже вовсю, хотя время разудалых танцев еще не пришло.
– Эй, полюшко-поле! Что сидишь такая кислая? – уже порядком заложивший за воротник сосед по столику старший лаборант Борька Стелькин одарил ее широкой толстогубой улыбкой. – Оглянись, родная. Велело же…
Полина растерянно отвела глазки, как-то съежилась вся, на скулах заиграла зарница. Непривыкшая к вниманию противоположного пола, она всегда терялась в подобных ситуациях.
– Да ладно, Поль, – наседал раздухарившийся «кавалер», подавшись к ней через заставленный разнообразной снедью стол, – я точно знаю, что тебе сейчас категорически необходимо – выпить. Прими содержимое этого кубка, не как ядовитый сок зеленого змия, а как волшебный катализатор человеческого общения.
– Не пью я.
– Поверь, это не просто поможет, более того – ты станешь другим человеком, – старлаб бросил взгляд на наполненный бокал шампанского, зажатый в бледной лапке смущенной девушки, еще ни разу пригубленный и разочарованно присвистнул. – Да, мать, тяжелый случай. Теряем пациента. Нужна немедленная реанимация.
– Отстань, Стелькин, – робко пискнула Полина. Ее взгляд заметался по огромному залу. Она уже жалела, что пришла сюда.
«А могла бы остаться?» – мелькнуло в голове. Нет! Она не железная. Сколько можно? У нее уже не было сил выносить тот перманентный кошмар, свидетелем и постоянным участником которого она являлась у себя дома. Да, конечно, это ее долг, но… Боженьки, есть же пределы любому терпению. Очень долго внутри у нее росло напряжение, все выше, выше… Она задыхалась. И что самое страшное – не было никакой надежды… А вчера, когда неожиданно получила дежурное приглашение на официальный новогодний банкет, внутри будто сломалось что-то. Этот кусочек картона был как билет на волю (пусть и временный). И она, терзаясь, кляня себя за трусость, предательство, сбежала-таки из дома, чтобы забыться хотя бы на пару часов.
Борис тем временем не унимался. Он грузно встал, тяжко вздохнул, словно инквизитор, готовящийся к крайней мере и, не отрывая карих глаз от несчастной коллеги, звонко постучал вилкой по своему стакану.
Ближайшее окружение смолкло.
– Товарищи! Друзья! – его писклявый тенорок вдруг приобрел театральную серьезность. Толстые, словно сардельки пальцы сжимали вспотевшую стопку водки. – У меня тост!
Пройдоха обвел народ умильным взглядом и произнес:
– Разве есть в этом мире кто-то, любимее наших родных? Разве есть в этой жизни что-то, ценнее здоровья? Так вот. Давайте каждый из присутствующих выпьет до дна за здоровье своих самых близких. И пусть в бокале каждого останется столько капель, сколько бед и болезней он желает родным.
Подлый тост.
Пирующие одобрительно загудели и приступили к поглощению горячительного.
«Вот мерзавец!» – Поля