Альтернатива для дураков. Чингиз Абдуллаев
устало ответил министр, снимая очки. Он сразу стал как-то мягче. Стали видны мешки под глазами, усталые, воспаленные глаза, осунувшееся лицо. Он словно постарел на добрый десяток лет, сняв очки. Посмотрев на сидевшего напротив него генерала, близоруко прищурился и снова сказал: – Ничего, – а потом, словно опровергая собственные слова, тихо добавил: – Много у нас предателей развелось в последнее время, генерал. Очень много. Не знаешь, кому верить, а кому не верить. Время такое паскудное.
Он надел очки, словно обретая привычное равновесие, и сухо подытожил:
– Расследование провести по всей форме. Если понадобится, подключите и других сотрудников. В любом случае мы должны иметь всю картину случившегося. Хотя бы для того, чтобы такое больше никогда не повторялось.
Глава 2
Мы до сих пор не можем ничего сделать. Прошло уже два месяца после смерти нашего Михалыча и ребят из нашей группы. Два месяца после того дня, когда мы потеряли всех наших ребят. Когда убили Дятлова, когда застрелили одного за другим наших офицеров и, наконец, когда наш командир бросился на этот проклятый конверт, чтобы взорваться и погибнуть вместе с Бессоновым, лицо которого мне иногда снится.
И еще мне снилось лицо Людмилы Кривун, которую убили в вагоне поезда, когда мы пытались сбежать из Москвы, чтобы спасти ее и выиграть время. Сейчас я думаю – какими наивными мы были. С самого начала было ясно, что те, кто затеял эту страшную рулетку, не были дилетантами. И умели просчитывать свои действия куда лучше нас.
Конечно, мы ничего никому не рассказывали. Кому докажешь, что среди нас действовал сукин сын, который не только закладывал наших ребят, но и убил раненого Дятлова в самом здании управления. Про это и подумать страшно. Кому расскажешь, что скоропостижно скончавшийся Александр Никитич наверняка имел отношение к нашим делам. Но он так внезапно и так подозрительно скоро умер, что мы все равно ничего не могли узнать. Да и про фотографии мы должны были молчать, чтобы не подводить Горохова. Мы ведь понимали, что нашего полковника просто подставили, чтобы потом использовать и убрать в нужный момент. Поэтому мы и молчали. И целых два месяца мы приходили на работу, здоровались с коллегами – хорошо еще у нас пока удостоверений не отобрали, – а потом садились в кабинете и ждали, когда нас вызовут к очередному следователю прокуратуры или ФСБ.
За эти дни мы обо всем договорились и все себе уяснили. Мы ведь тоже не дети малые. К этому времени мы уже многое понимали. Да и Горохов с Краюхиным нас в обиду не давали. Всех следователей из ФСБ и прокуратуры отшивали, чтобы нас не обижали. Через три дня после смерти Михалыча нас вызвали в кабинет к Краюхину и он коротко, как обычно, сказал:
– Значит, так, ребята. Звягинцева мы все равно не вернем. И ваших товарищей тоже не вернем. Сейчас вы сядете и все мне честно расскажете. Все, что знаете.
Краюхину мы, конечно, верили. Он мужик настоящий, толковый, все и без нас понимал. Да и Горохов к тому времени был явно на нашей стороне. Поэтому мы все и рассказали.