Труды по россиеведению. Выпуск 6. Коллектив авторов
временем московиты русифицировали Рус Улус. И это стало опасно для последнего. Пойди РУ по пути В. Голицына–Федора–Софьи, по пути мягкой полонизации, литвинизации, (страшно сказать) мадьяризации, быть бы великороссам чем‐то типа западных мало- и белороссов. Свою роль в разложении РУ играла левобережная Украйна с Киевом на правом берегу (все эти могилянцы), пришельцы из Белой Руси (все эти полоцкие), да и Немецкая слобода.
Было два варианта: этот, разложенческий, и другой – подморозить РУ с помощью продвинутых европейских технологий. Со временем самим научиться их производить и применять. Так сказать, импортозамещение.
Явился Металлический Всадник и, спасая эссенцию Рус Улус, превратил его в Rußland (РЛ). Тридцать лет назад я написал: скрестил ордынца с пруссаком.
Вернемся к опричникам. Они ведь далеко не «случайны». Без них новое государство – во многом по монгольскому образцу – не состоялось бы. «Дворцовое государство» – говорит Ключевский (сегодня эта метафора великого историка развернута в убедительную концепцию, помогающую многое понять в современной русской политике; см. работы И.И. Глебовой39). Итак, «государство замкнулось во дворце. Правительства, охранявшие власть даже не как династическое достояние, а просто как захват, которого не умели оправдать перед народом, нуждались не в народной, а в военно-полицейской опоре»40. – И хотя это о наследниках Петра Великого, несомненно, такой тип государственности складывается со времен (как минимум) Ивана III и в ходе того самого «переноса» и усвоения, о котором мы уже писали.
Ну, а «военно-полицейская опора» рождается в славной опричнине Грозного-царя («славной», и потому что ее возрождения взыскуют славные изборцы, идеологи и подстрекатели нового погрома на Руси41). В ней «этот класс получил яркую политическую окраску как полицейский охранный корпус…»42. А в елизаветинские времена «помещичьи усадьбы… стали центрами крепостных судебно-полицейских участков»43.
И еще к теме переноса «ханских ставок» (или «дворцового государства»). Каждая из них знаменовала переход страны в новое состояние (об этом достаточно ясно сказано в работе «Русская Система»). Среди прочих «переносчиков» особо выделяется Петр Алексеевич. Поначалу он убегает из Москвы (не из города, а от малоподвижной старозаветной жизни; так казалось поверхностному, вздорному, самонадеянному юноше; он почему‐то соизволил не заметить тех глубоких перемен, которые происходили при деде, отце, старшем брате и старшей сестре) в Немецкую слободу. Здесь он располагает свою ставку. «Это был уголок Западной Европы, приютившейся на восточной окраине Москвы»44. Следующий ход – ставка отправляется в Петербург, который становится уголком Западной Европы, приютившейся на западной окраине Московии. Его тоже строят итальянцы (в основном). И в нем, как в Слободе, прямые широкие улицы.
Символично, что и в Слободе,
См., например: Глебова И.И. Особенности эволюции государства в России: «Дворец» // Россия и современный мир. – М., 2011. – № 1 (70). – С. 84–112.
Ключевский В.О. Указ. соч. – С. 195.
Знаете, все более реалистичным представляется сорокинское предчувствие «День опричника». И, кажется, вот-вот оживет стихотворная картинка Б. Слуцкого: «Снова опричник на сытом коне / по мостовой пролетает с метлою. / Вижу лицо его подлое, злое, / нагло подмигивающее мне. / Рядом! Не на чужой стороне – / в милой Москве на дебелом коне / рыжий опричник, а небо в огне: / молча горят небеса надо мною».
Ключевский В.О. Указ. соч. – С. 176.
Там же.
Там же.