Россия и современный мир №2 / 2017. Юрий Игрицкий
чувств большинства населения страны решение задачи «национализации элит» фактически невозможно. Вспомним ехидный вопрос З. Бжезинского: «Чьи это элиты»? Если миллиардеры из списка «Форбс» нажили свое состояние на успешном грабеже разоренных предприятий, нефтепромыслов и рудников в пользу зарубежных компаний, то это лишает смысла «антибуржуазную революцию» в рамках одной страны. Здесь наблюдается много-порядковое неравенство сил между глобальным капиталом и транснациональными корпорациями, с одной стороны, и местным движением протеста «униженных и оскорбленных» – с другой. Поэтому, безусловно, правы сторонники мир-системного анализа, которые рассматривают капитализм именно как мировую систему. Ирония в том, что аргументы против нового издания «социалистической революции» можно найти именно в мир-системной теории марксистствующего макросоциолога И. Валлерстайна [3]. В «ядре» концентрируются сила, богатство и интеллект, т.е. основные источники Власти, что не оставляет периферии никаких шансов.
Итак, революционные политические изменения представляются в обозримой перспективе малореальными или даже вовсе нежелательными. Негативный опыт прошлого находит выражение в распространенной фразе «лимит революции мы исчерпали». Однако поиск альтернатив этим не исчерпывается. То, что не состоялось в истории, может определить будущее. Эрик Лахман пишет о нереализованных возможностях прошлого как способе посмотреть на будущее: «Контрфактический анализ может быть использован для взвешенных предсказаний о будущем изменении и для конкретизации того, как возможные в будущем события (такие как увеличение численности населения, глобальное потепление, технологические инновации (курсив мой. – В. К.) или перемены глобальной власти) скажутся на государствах, социальных движениях, культуре, семье и гендере. Другими словами, историко-социологический анализ может быть обращен к изучению будущего… Как бы то ни было, неустранимой частью ремесла историка (и исторического социолога) является мышление о нереализованных возможностях» [19, с. 200].
Пока же, говоря о шансах революций, нельзя, конечно, игнорировать и социальные силы контрреволюции. А они состоят не только в единстве элитных группировок и готовности «держиморд» разгонять протесты, но и в господствующем общественном настрое. Напомним снова о различной «глубине» революционных преобразований. Т. Скокпол обоснованно проводит различия между «социальными революциями», в которых наблюдаются «совпадение структурных изменений общества с классовыми волнениями и совпадение политической трансформации с социальной и политическими революциями», в которых трансформируются государственные, но не социальные структуры. Есть также восстания, в которых подчиненные классы бунтуют, но которые даже в случае успеха не приводят к структурным изменениям [32, с. 4].
Смысл марксистской схемы в том, что революции