Россия и современный мир №1 / 2018. Юрий Игрицкий
из территориальных приобретений не было произведено без согласия других государств: «Что Россия приобрела со времен Екатерины? Где ее неимоверная сила проявила себя? Она получила часть Польши, потому что ее соседи дали разрешение. Она получила определенный кусок Швеции, потому что ее соседи не позаботились о нем. И она установит [флаг] с черным орлом на стены Константинополя, когда Англия разрешит. Но она же пока не разрешила, не так ли?» [18]. Иная тональность в отношении России объясняется тем, что «Чероки Феникс» должна было одновременно и показать широту взглядов, и отразить критическое отношение к политике притеснявшего индейцев правительства. Таким образом, газета оказывается защитницей России, противопоставляя себя изданиям, приближенным к Вашингтону.
Подводя итоги, следует отметить, что на рассуждения американских современников о декабристах и возможных последствиях их выступления влияли несколько дискурсов: ориенталистско-цивилизационный, ранжирующий народы по степени их просвещенности, и органично с ним связанный революционный, спекулирующий о перспективах повторения, восставших в 1820-х наций, пути Американской революции.
На конкретное восприятие восстания декабристов в США в первую очередь повлияли слухи, распространявшиеся после событий на Сенатской площади сначала по Санкт-Петербургу, а затем и по всей Европе. Все эти разношерстные донесения из России были в какой-то мере упорядочены только после публикации перевода «Донесения Следственной комиссии» в начале сентября 1826 г. К работе Комиссии в некоторой степени был допущен американский посол в Санкт-Петербурге Генри Миддлтон. В переписке с собственным начальством он не мог обойти тему возможных изменений политического режима в стране после 14 декабря 1825 г.
Письма Миддлтона из российской столицы хотя и информируют о событиях на Сенатской площади и ходе расследования причин восстания, но имеют и другую цель – возобновление дискуссии о возможности модернизации России. При анализе этой проблемы американский посол предстает пессимистом, не верящим, что по крайней мере в ближайшем будущем «национальный характер» русских изменится. Высоко оценивая реформаторский вклад Александра I и надеясь на нового императора как продолжателя дела брата, «единственным европейцем» в России Миддлтон считает правительство.
По мере появления все новых официальных заявлений российских властей сведения и о причинах, и ходе восстания, а также о его последствиях становились все более достоверными. Тем не менее даже относительно милосердное обхождение нового императора с бунтовщиками не привело к какому-либо улучшению имиджа. Замена четвертования высылкой в Сибирь была воспринята как подтверждение бесчеловечности российской власти, обрекшей сотни людей благородного происхождения на медленную смерть в холодах бесконечной тайги. Общим местом рассуждений о перспективах правления Николая I становится предположение о возможности экспансии русского