Дарим тебе дыхание. Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом. Игумения Евпраксия (Инбер)
от голода. Тогда начнут искать виноватых – тех, кто не соглашается принять эти условия против своей совести».
«Конец приближается как лавина, и его уже ничем не остановить».
Одно время он очень интересовался событиями войны 1812 года. Любил и почитал Михаила Илларионовича Кутузова, прославлял его мудрость и патриотизм. Отправлял нас на его могилу тогда еще в музей атеизма – Казанский собор. «Вот, – говорил, – когда было отступление нашей армии и Кутузов вел войска от Смоленска, всего в нескольких верстах от дороги жила его мама. А он прошел мимо, спасая армию, и Господь сохранил его маму за его подвиг».
В последние годы Батюшка занялся историей Великой Отечественной войны, особенно он полюбил полководца Василевского.
А за маршала Жукова он одно время даже перестал молиться: «Как же так, он не жалел людей, вел на минные поля».
Потом его простил.
Мне кажется, Батюшка в ином временном пространстве жил, они все, эти люди, для него были живые. Он и молился за них, как будто они рядом с ним стояли. И видел все события, словно был их участником. У него свои отношения были и со временем, и с пространством. Рассказывали, что он шел по дороге как будто обычным шагом, а его невозможно было догнать. Однажды, еще в восьмидесятые годы, я пришла к нему рано утром, а он отправил меня пешком в Богородское и обратно, не помню уже, с каким послушанием: «Успеешь к концу приема вернуться». Я еле дошла, почти бежала туда и обратно часов пять, такая даль, больше двадцати километров. Едва успела его еще застать, а он с упреком: «Ну что же ты так долго, я вчера за два часа обернулся». Это как? У меня потом ноги несколько дней болели.
Скорость его мышления была, для меня во всяком случае, недостижима и непостижима. Я видела, как ему тяжело, что нет равного собеседника. Вот и приходилось возиться с нами, как с малыми детьми. Это как взрослые читают детям книжки в детском переложении, а те все равно почти ничего не понимают. Иногда по три раза терпеливо повторял, а я не могла понять глубины его мысли. Ни знаний не хватало, ни сообразительности, чтобы вникнуть вполне. Иногда что-то понималось потом, если запомнишь или успеешь записать. О том, чтобы пользоваться диктофоном, нельзя было и подумать.
Батюшка духом сквозь века прозревал действие Промысла Божия в истории человечества, проникал в самую суть исторических процессов и вымаливал у Пресвятой Богородицы мирного неба над нашими головами, когда, казалось бы, наказание нам за греховную, безумную жизнь было неизбежно.
Оптинский колокол
1
Отец Алексей Царенков принес мне на именины «царский подарок», как называли эту книгу мои друзья, – «Оптина пустынь и ее время» Концевича. Вот она тогда и приоткрыла нам дверь в ушедший мир Оптиной. Кое-что рассказывал мне и отец Моисей, который когда-то водил экскурсии по Оптиной и Тарусе и в результате оказался у отца Алексея в селе Сербилово Ивановской губернии в качестве классического послушника.
«Катя, Вы непременно должны поехать в Калугу