Кром желтый. Шутовской хоровод (сборник). Олдос Хаксли
казались ее соломенные волосы. В руке она держала большой конверт.
– Это пришло тебе по почте, – тихо сказала она.
Конверт был не запечатан, но мистер Бодиэм машинально разорвал его. Внутри лежал буклет, куда более пухлый и изящный, чем его брошюра. «Дом Шини. Церковные облачения. Бирмингем». Он открыл буклет. Каталог был сделан со вкусом и напечатан, как подобает церковному изданию, старинным шрифтом с замысловатыми готическими буквицами. Красные линии полей, каждая страница по углам обрамлена узором на манер оксфордских картинных багетов, вместо точек – крохотные красные кресты. Мистер Бодиэм пролистал буклет.
Сутаны из лучшей черной шерсти мерино. Готовые. Всех размеров. Рясы. От девяти гиней. Модное облачение работы наших закройщиков – специалистов по церковной одежде.
Полутоновые иллюстрации представляли молодых викариев. Были среди них и щеголеватые, и мускулистые, как регбисты, и аскетичного вида с истовым взглядом огромных глаз, одетые в сюртуки, рясы, стихари, вечернее церковное облачение, в черные норфолкские костюмы.
Огромный ассортимент риз.
Веревочные пояса.
Фирменные полусутаны только в нашем магазине. Подвязываются шнуром на талии.
Надетые под стихарь, неотличимы от полного облачения. Рекомендуются для ношения летом и в жарком климате.
С ужасом и отвращением мистер Бодиэм швырнул буклет в корзину для мусора. Его жест отразился в устремленных на него серовато-голубых водянистых глазах миссис Бодиэм, но она промолчала.
– Деревенские, – тихо произнесла она, – деревенские становятся хуже и хуже день ото дня.
– Что случилось на сей раз? – спросил мистер Бодиэм, вдруг почувствовав себя ужасно усталым.
– А вот послушай. – Она пододвинула к столу коричневый лакированный стул и села. Не иначе в Кроме вот-вот должны были обрести второе рождение Содом и Гоморра.
Глава 10
Дэнис не танцевал, но когда из пианолы горячей патокой духо́в и снопами бенгальских огней хлынула мелодия рэгтайма, все его существо пришло в движение. Словно маленькие негритята забили в барабаны и пустились отплясывать джигу в его крови. Он превратился в некое вместилище движения, в танец. Ощущение было неприятным, как ранний симптом болезни. Он сел на одну из кушеток у окна и угрюмо притворился, будто читает.
Генри Уимбуш, покуривая длинную сигару через янтарный мундштук, с безмятежным спокойствием управлял пианолой, из которой выплескивались галопирующие пассажи оглушительной танцевальной музыки. Гомбо и Анна, прижавшись друг другу, двигались так слаженно, что казались единым существом о двух головах и четырех ногах. Мистер Скоуган, с шутовской торжественностью шаркая ногами, кружил по комнате с Мэри. Дженни сидела в тени позади пианино, черкая что-то в своем большом красном блокноте. Расположившись в креслах у камина, Присцилла и мистер Барбекью-Смит обсуждали какие-то высокие материи,