В меняющемся мире. Михаил Горбачев
В лучшем случае это позволяло худо-бедно регулировать гонку вооружений и договариваться о «потолках» – хотя и чрезвычайно высоких – систем вооружений.
Вывести отношения из штопора, в который они попали на рубеже 70–80-х гг., можно было только сломав логику порочного круга, в котором недоверие питало гонку вооружений, а гонка вооружений еще более усиливала недоверие. Поэтому именно вопросы ограничения и сокращения вооружений оказались на первом плане в советско-американских отношениях с самого начала перестройки и занимали центральное место на протяжении длительного периода.
Но мы хотели, чтобы на нашей первой встрече с президентом США были «положены на стол» и обсуждены все вопросы нашей общей повестки дня. Ведь руководители двух государств не встречались уже шесть лет! Сколько накопилось вопросов, разногласий, иногда просто недоразумений, но снять их было невозможно, не встретившись лицом к лицу.
У меня и у всех членов советского руководства не было сомнений в необходимости встречи с президентом Рейганом. Мы знали, что и он этого хотел. Но в американском истеблишменте и в его собственном окружении были люди, которые этому противились всеми возможными способами. В ход шли утечки в прессу, дезинформация, даже запугивание. Особенно усердствовал министр обороны Уайнбергер. Уже договорились и о дате, и о месте встречи – Женева – а противники диалога не унимались. Президент не поддался их уговорам и провокациям, и это само по себе было хорошим знаком.
Но вот такая деталь: американцы сообщили по дипломатическим каналам, что считают излишним какое-либо совместное заявление по итогам переговоров. Дескать, это в основном риторика, выражение добрых намерений, а нужны конкретные договоренности. Если их не будет, то хорошо уже то, что лидеры двух стран встретятся, присмотрятся друг к другу.
Мы не стали делать из этого проблему. Но готовились к встрече основательно, проработали позиции и формулировки, которые готовы были предложить.
Женева. Встреча с Рейганом
Договорились, что беседы будут проходить поочередно на «американской» и «нашей» территории. Американцы сняли на берегу Женевского озера виллу «Флер д’О», нашей резиденцией было представительство СССР при ООН.
Вспоминаю, что, когда я подъехал в автомобиле, президент вышел навстречу в элегантном костюме, протянул руку, которую я принял и в свою очередь крепко пожал. Мы посмотрели друг на друга, что-то промелькнуло такое, что я почувствовал: ничего, ничего – поладим! Интуиция.
Но первая наша беседа получилась трудной. Говорили наедине, в отдельной комнате. Рейган буквально обрушил на меня вал обвинений – в нарушении прав человека, во вмешательстве СССР в региональные конфликты на всех континентах, в навязывании другим странам идей коммунизма. Я отвечал. Конечно, была в моих ответах, как и в нападках Рейгана, идеологизированность, были и контраргументы – об американских военных базах, окруживших СССР, об американском военно-промышленном комплексе, о пропагандистской