Сказки сибирских деревень. Елена Жданова
белыми посверкала и прочь пошла, и ветер ей не помеха, платье даже чуток не пошевелил. Тут у Прокопа слёзы на глаза навернулись. Пока проморгался, её и след простыл. Подумал было, что приснилось ему всё, а в костре-то камни горят. «Эх! – подосадовал. – Не спросил даже имени!» Ему будто в ухо кто и скажи: «Огневица!»
К утру всё утихло. Прокоп в заплечный мешок положил пару камней и пошёл далее. Воротился в деревню, поживу оставил, отдохнул маленько и в кузню побёг, кузнеца пытать, что за чудо ему привиделось. Показал мастеру взятое, обсказал, как дело было. Тот в руках камни покрутил, в печь кинул, меха раздул да и ахнул – до того бойко огонь заиграл.
– Слышь-ка, Прокоп, а ведь тебе Хозяйка этого камня показалась. Как шепнули тебе на ушко?
– Огневица! – отвечает тот.
– Во как! Огневица, Хозяйка Огня, – задумчиво повторил кузнец. – Она и есть! Ты место запомнил?
– Как же! Возле реки, где поворот. Там ещё дуб вековой, молнией ударенный.
– Приметно! Надо сходить, набрать. Уж больно хорошо горит!
Ну, Прокоп наутро назад тронулся, за охотой почти позабыл о том, что приключилось. Уж позже прознал, что ходил кузнец за камнями, да взять не смог, не дала Хозяйка Огня, не время, говорит.
За делами да заботами прокатилась зимушка скорёхонько. В мае народилась дочка у молодых, Любава. Ещё годка три пробежали. Аксинья двух сыновей спроворила[31], постаралась для мужа. А Прокоп больно к дочке сердцем прикипел. В трёхлеточке своей души не чаял. И она к отцу липла, что пчёлочка к цветку. Каждый вечер шептались они у окна, Прокоп ей сказки сказывал, а она про свои заботы-радости делилась. Старшо́й, знамо дело, тяжко быть, на месте не засидишься. Любава уж с пяти лет за няньку была, а там и по дому работа для неё нашлась. Ну, когда-никогда, была слабинка для неё, роздых. Особливо на покосе. Тут её сильно не нагружали, так, присматривала за едой, и всё больше по перелескам бегала. Девчоночка эти дни любила и напрашивалась с родными на косьбу. В один из таких дней упросилась она остаться с ночёвкой. Благо за старшего Ерофей был, соседушко. Он тоже пособил.
– Оставь, Прокоп, девчушку. Чай, не обидим! Нехай с детворой побудет на зорьке, а то, вишь, как вяньгает[32].
Тот и согласился. Вечерком костёр развели, Ерофей сказы стал сказывать. Смотрит, все ребятишки сопят, токмо у Любавы глазёнки горят.
– А что, – говорит она, – деда, люди сказывают о Девице-Огневице? Кто такая? Какова из себя обличием?
Ерофей и ляпнул, не подумав:
– У тяти своего спроси, он с ней встречался!
Спохватился, стал что-то бормотать, в сердцах отругал девчоночку. Она ничего, попритихла, а думку свою затаила. Спустя-погодя, как-то ввечеру приластилась к батюшке и тихонько шепнула:
– Сказывают люди, видал ты Девицу-Огневицу? Вправду ли? Какова она, тятя?
Опешил Прокоп сперва, потом улыбнулся, наклонился и говорит:
– Вправду! На тебя обличьем схожа!
И поведал дочке ту историю, что с ним приключилась.
– А чем же я на неё
СПРОВОРИЛ – устар. – Ловко, быстро сделал.
ВЕНЬГАТЬ (ВЯНЬГАТЬ) – диалект. – Хныкать, плакать, плаксиво жалобиться или просить чего, канючить.