Черное сердце: на шаг позади. Екатерина Мельникова
с ним знакомиться. Я думал, там пара недель и все, а она, так долго зная, что в ней жизнь… – делаю паузу, потому что меня выжимает. – И ведь спокойной при этом выглядела.
– Люди, серьезно намеренные покончить с собой, обычно так и выглядят, да. Не думай об этом, теперь это напрасный труд. Ну и что дальше про ребенка?
– То, что это был мальчик. Так сказал ее отец. Не знаю, может быть врет? Не суть. Мне хватило. Трубку бросил и понесся. – Не говорю ему, что ревел. Я начинаю второй заход. Но прямо не признаюсь. Видно и так. Видно, сколько во мне осталось жизни. После такого разочарования. Теперь возможное будущее постоянно кружится у меня в голове безумным калейдоскопом, яркое и полное, но ненастоящее – так, что сосуды дергаются. Видения об Инне и нашем мальчике дразнят меня, маня и ковыряя раны, заставляя представлять малыша с голубыми глазами и каштановой челочкой, как у меня раньше. Или он наоборот был бы похож на Инну с карими глазами и белокурыми прядками? Не могу заставить себя отключиться, чтобы перестать думать, каким лекарством послужила бы мне семья, понимая, что мне просто некогда было бы думать о Толе. Так же как ему сейчас некогда. Славка, просто будь занят и все. Как бы я хотел быть занят Инной и сыном! Как бы хотел забывать думать о Тольке! Но я не забываю. А теперь – еще и о сыне. – И ведь планируешь тщательно свою жизнь, собираешь ее по крупицам, а потом раз, и все рушится в самый решающий момент. Когда то, что нужно, было в руках. – Договариваю вслух, но впоследствии не могу вспомнить, сколько из этих слов говорил внешним, а сколько скрытым голосом. Все мои голоса смешались в один, в голове сплошной шум.
– Сжимать надо было крепче. – Отвечает Артем строго. – Я тебя предупреждал, помнишь, о чем.
– Помню. Здесь я чмо, в чем-то ты прав. В зеркало противно смотреть. Как будто в процессе оплодотворения, где намечалась девочка, в какой-то момент что-то пошло не так, и получился Слава Логвин. Неправильный, странный идиот. Несоответствующая, непонятая бестолочь. С головы до ног в ошибках, словно в заплатках на штанах. Всегда сомневающийся в себе, своих действиях. Мне так сложно остаться на плаву.
– Так, похоже, ты сдаешься. Я говорил тебе сто раз, старую рваную одежду, как и старое рваное прошлое, надо выбрасывать на помойку. Ну не в пору тебе это больше! И не говори о себе плохо, иначе это станет правдой. Ты – лучшее из людей. Для меня. И ты только один.
– Нет. Я именно такой. Даже этого козла не послал.
– Ну, меня ты посылать давно научился, да еще так далеко. Осталось всего ничего, научиться посылать других падальщиков.
– Я боюсь просыпаться. – Вырывается у меня. Знаю, как ужасно все это похоже на нытье, но я лишь пытаюсь собрать осколки слов, которые выронил из головы. – Будет ли новый день новым? Или мне снова предстоит смотреть в прошлое, даже если я двигаюсь вперед? Надоело. Надоела мне эта жизнь. – Безразличный голос призывает Артема навострить свои стрелы. Ему не нравятся ни мои слова, ни мои закрывшиеся в горьком послевкусии