Авантюры Прантиша Вырвича, школяра и шпика. Людмила Рублевская
правда, молчал бы ты… – и вежливо обратился к судье. – Прошу простить, милостивый пан, этого недотепу. Он же всего только пожизненный слуга. А вот мне интересно побеседовать с таким мудрым человеком, как пан судья Юдицкий. Наверное, история той Соломеи из Полоцка весьма устрашающая? Скрасьте нам дорогу своими интересными рассказами!
Прантиш говорил так умоляюще, словно выпрашивал дармовой бокал у смазливой шинкарочки. Голубые глаза излучали такое искреннее восхищение мудростью пана судьи, что тот сдался, напыжился, как воробей в стужу, и снисходительно процедил:
– Что же, молодому человеку вроде вас будет полезно послушать…
Вырвич почувствовал, как Лёдник коротко вздохнул, поняв Прантишеву тактику: к гадалке не ходи, ясно, как ему не терпится узнать о той Соломее. Карета начала подпрыгивать на корнях, печальная кавалькада въехала в лес. Ветки время от времени стучали по карете, царапали ее борта, будто леший прогонял и не в состоянии был прогнать нежеланных гостей.
– Судить паненку будут за то, что паюка князя Геронима ослепила. Но корни, корни поступков глубже! Упали нравы в нашем княжестве! – раздраженно промолвил Юдицкий. – Белоголовые не должны оставаться без мужчин! Если вдова, или сирота – опекунов ей давайте… А то получается абы что… Девица остается без родителей, и не хочет выходить замуж. Хотя считается первой красавицей города, specie formosa… Не хочет, и все! И никто не заставит. Женихи бесятся, сваты возвращаются с отказами, ползут слухи о тайной любви – но никто не может выследить. Поведение паненки безупречное, ходит в церковь… Но в монастырь не идет, как пошла княжна Евфросиния! Продает книжки в отцовском магазине и – прости, святой Иосиф, – занимается наукой! Говорили, что она переодевалась в мужское и слушала лекции в коллегиуме. Если правда – задрал бы юбку и сам отхлестал… – Юдицкий даже причмокнул бледными губами, видимо, представив себе соблазнительную картину порки девицы, и вздохнул: – Вот только с судом князь не спешит. Только бы по доброте своей не простил ведьме, и она его, змея белокожая, не околдовала. Может, ой, может…
– Но зачем та купчиха пану Герониму? – спросил Вырвич.
– Не вашего ума это дело, – надулся Юдицкий, но, видимо, любопытно и непонятно было и ему – зачем столько хлопот из-за какой-то девки, потому что судья задумался и, помолчав, начал рассуждать:
– Из-за красивых глаз – навряд ли… Ее ведьмино мастерство использовать – так его милость пан Героним ведьм и близко к себе не подпускает. Известно мне только, что пан Мартин к отцу этой Соломеи приезжал и долгую беседу имел. А как Ренич умер, то самой панне письмо прислал. Значит, что-то этакое отец ей в наследство оставил. И, видимо, важное – так как отчего-то Трибунал решил вмешаться.
– Это вы о князе Александре Сапеге? – догадался Прантиш. Юдицкий скривился, будто разгрыз гнилой орех.
– Да, о воеводе полоцком. Сапеги добыли от Трибунала грамоту с требованием отдать Ренич под их опеку, – судья фыркнул острым носом, будто учуял запах пожара. – Будто бы князь Героним не имеет права в вотчинном суде судить полоцкую мещанку… Александр Сапега в Слуцк заявился, триста солдат привел… Якобы