Колонка злой музыковедьмы. Ольга Евгеньевна Сквирская
километров, – отбрыкивалась Лера.
– Разве ты не хочешь прокатиться в село вместе с двадцатью мужиками? – изумлялся бас.
– Да у вас там все голубые.
– Не все, – возражал певец. – Только тенора.
– А остальные пьяницы, – не сдавалась Лера. – Тоже мне, мужики.
Однако от городских концертов православного хора было не отвертеться.
И теперь мы, стоя в Краеведческом музее, внимали акафистам и знаменным распевам.
«Все так благопристойненько, о чем писать?» – мучаюсь я.
Как вдруг на передний план выходит Виталик, мой бывший сосед по общежитию консерватории.
***
…На дворе лихие девяностые. Разруха в стране и в консерваторской общаге.
В секционной умывалке засорены раковины – все до одной. Стираю на кухне, втиснув пластмассовый тазик в мойку.
На кухне появляется Виталик из пятой комнаты. Он в коротком купальном халате, из-под которого торчат тонкие белые ножки. Идет медленно и осторожно, на вытянутой руке неся к плите на ноже кусочек дефицитного масла, чтобы бросить на разогретую сковородку. Масло подтаявшее.
«Донесет, не донесет?» – я аж перестаю стирать.
Виталик черноглазый, черноволосый, симпатичный и очень, очень женственный. Даже манерный. Он обладает высоким и звонким тенором. Недавно женился на контральто, плотной скандальной бабе намного старше себя. Наташа поет неплохо, но разговаривает хриплым громким басом и здорово матерится.
Ее мужественность органично дополняет его женственность.
Виталик было почти достигает плиты, но тут масло соскальзывает с ножа и плюхается на грязный пол… Обидно.
Виталик становится в третью позицию, принимает позу примерно Хосе над зарезанной Кармен из последнего акта, воздевает руки кверху и выразительно пропевает с хорошей опорой на диафрагму:
– А-ах– йо-об-тво-о-ю-ма-а-а-ать!..
Потом вдруг соображает, что он на кухне не один, и с теми же воздетыми же руками разворачивает свой корпус к раковине:
– Ты… принимаешь это близко к сердцу? – декламирует он.
Я плачу от смеха, рухнув в таз.
…Еще с консерватории Виталик работал в мужском православном хоре «Сибирские певчие». Там же пел другой тенор, с которым Виталик сошелся еще в общаге после развода с Наташей, и с которым они громко любили друг друга на всю секцию.
***
…Так вот, появляется Виталик, становится в третью позицию, воздевает руки к небу и…
Я принимаюсь истерически хохотать.
– Ты чего? – шепчет Лера.
Я машу рукой.
– Укр-р-р-епи, Бо-о-о-же-е, пр-р-авосла-авную нашу ве-е-е-ру-у-у! – старательно и пафосно солирует Виталик, а я плачу.
– Что ты нашла там смешного? – удивляется Лера после концерта.
– Понимаешь, мне вдруг явственно показалось, что он сейчас споет «Ах, е… твою мать!»
Пусти переночевать
– Пустишь меня переночевать в субботу? – спрашивает Третьяков, мой коллега по работе в газете «Семь дней в Новосибирске». Он