Жернова. 1918–1953. Книга тринадцатая. Обреченность. Виктор Мануйлов
спешить было некуда – в этом все дело.
– Чаю выпьешь?
– Чаю? Нет, спасибо, ангел мой. Чай я уже пил.
– Тогда ложись спать. Утро вечера мудренее.
– А больше и делать нечего, – согласился Алексей Петрович, хотя спать не хотелось. Более того, перед его глазами все еще стояла тоненькая фигурка юной музыкантши, в ушах звучал ее робкий голос.
И во сне продолжалось то же самое.
Глава 11
Георгий Константинович Жуков снял с вешалки тяжелый китель, увешанный орденами и медалями от плеча до нижней пуговицы, вспыхивающий в свете ламп золотом, рубинами и бриллиантами, и с помощью жены влез в рукава. Затем приколол к галстуку маршальскую звезду, отошел на пару шагов от большого зеркала, критически оглядел себя с ног до головы.
– Может, только колодки, Георгий? – робко спросила жена.
– Нет, – отрезал Жуков своим скрипучим голосом. – Приказ о парадной форме одежды, подписанный мною, касается и меня самого. Да и почему я должен стыдиться своих наград? Я их не на паркетах зарабатывал, ножкой не шаркал – без меня шаркунов хватало. Мне стыдиться нечего.
– Я не об этом, Георгий, – стала оправдываться жена.
– Знаю, о чем ты. Но не мне их бояться. Пусть завистники завидуют, а недруги боятся. Пойми, я не просто Жуков, не просто командующий затрапезным военным округом, я, извини за нескромность, в глазах народа один из символов нашей победы над Германией. Я себе не принадлежу. И если я начну прятаться, скромничать, люди, особенно те, кто воевал, да и другие, что на заводах работали, почувствуют себя обиженными, даже оскорбленными. Эти награды принадлежат не только мне, но и им. Ведь они выйдут на демонстрацию точно с такими же орденами и медалями, и если я не одену свои, это принизит их награды…
– Я понимаю. А все-таки боязно за тебя. И за детей тоже.
– Не бойся. Хуже того, что было и есть, не станет. Да и ты сама… ты тоже перестанешь меня уважать, если я согнусь перед… Впрочем, оставим этот разговор. Будем жить так, словно ничего не случилось.
Машина маршала миновала оцепление, остановилась в переулке, выходящем на центральную площадь города. Адъютант открыл дверцу, Георгий Константинович выбрался из машины, огляделся и направился к трибуне.
Свердловск – город хоть и большой, но далеко не Москва. И даже не Одесса. Здесь не проводятся парады войск, не звучат праздничные салюты, здесь на Первое Мая выходит народ – тот самый, который делал танки, самолеты, пушки, снаряды и патроны, тысячами вагонов поступавшие на фронты и сгоравшие в адском пламени войны за считанные дни. Первомай – это его праздник.
Свердловск не самый красивый город из тех, что довелось повидать маршалу Жукову. Центр – еще куда ни шло, а дальше рабочие бараки, частный сектор из одноэтажных домишек все тех же рабочих и служащих, город серый от пыли и гари, извергаемой из труб множества заводов. И вокруг него такие же города, составляющие кузницу войны.
Уральский военный округ, куда Жукова в сорок восьмом перевели из Одесского, самый незначительный с военной точки зрения округ, где