Собачий архипелаг. Филипп Клодель
висельника. Вокруг священника, как всегда, кружились несколько пчел.
Мэр жестом не позволил ему войти.
– Простите, святой отец, сейчас мы проводим важное заседание, и я не могу…
– Не утруждайтесь, – прервал его Кюре. – Мне известно, почему вы здесь. Это касается трех мертвых тел, найденных утром на пляже. Мне все рассказали.
– Что за мерзавец это сделал?! – взревел Мэр. Вскочив со стула, он ударил ладонями по столу. Взгляд его перебегал с одного лица на другое, словно он собирался вцепиться в глотку виновному.
– Мне сообщили об этом на исповеди, – вновь заговорил Кюре. – Человек этот находится среди вас. Он может ни о чем не волноваться, я никогда его не выдам. Правда, я предупредил его, что непременно буду здесь вечером. Так что для него мое присутствие не стало сюрпризом. Единственное, чего я хочу, это чтобы вы знали: мне все известно, а значит, мое место среди вас.
Кюре производил впечатление человека, который везде чувствует себя как дома, даже если он ни разу в этом доме не был. Он снял с носа очки с толстыми мутными стеклами, придававшими ему вид барабульки, смотрящей через стенку обвитого водорослями аквариума, и принялся протирать их полой сутаны, от которой пахнуло камфарой и холостяцкой запущенностью.
– Продолжайте, прошу вас. На чем вы остановились? – произнес священник после того, как снова надвинул очки и согнал пчелу, не желавшую покидать его ухо.
Мэр стиснул челюсти. Он ожесточенно тер между ладонями механический карандаш. Казалось, что кожа на его костлявом лице натянулась еще сильнее. Скорее всего, он пытался успокоиться, говоря себе, что Кюре – даже и не мужчина вовсе, что от привычки к долгим беседам с пустотой в полном одиночестве своего нищенского существования он давно утратил чувство реальности и ощущение своего присутствия в мире людей. Безусловно, он оказался здесь из-за грядущей судьбы душ утопленников; что ж, если так, то он – мэр и атеист до мозга костей – сделает все от него зависящее, чтобы Кюре выполнил свою миссию. Лично он плевать хотел на спасение души, чистилище и прочую дребедень. Когда-то давно он заочно получил бухгалтерское образование и вынес из него главное: жизнь человеческая складывается из счастливых и горьких мгновений, которые, в конечном счете, что бы ты ни делал, всегда дают нулевой итог.
Между тем слова Кюре произвели эффект. Все сидящие за столом бросали друг на друга подозрительные взгляды. Каждый пытался угадать, кто из них сразу же ринулся в церковь, иными словами, для кого вопрос покаяния и отпущения грехов не был пустым звуком, что и толкнуло его к исповедальне, где в пыльной кабинке он мог облегчить душу.
Без сомнений, тот, кто обо всем рассказал священнику, отлично скрывал свою игру, потому что каждый из собравшихся, казалось, пришел в ужас, когда Кюре сообщил, что ему все известно. Но, по правде говоря, странным был сам этот ужас, во многом деланый: никто из них ни в чем себя не обвинял, ни в каком преступлении. Никто из