Меня зовут Гоша: история сироты. Диана Машкова
рассказывали им, кто они такие и какое у них место среди нас. Если новенькие забывались, то мы им напоминали. К тому времени уже знали от старшаков баторскую поговорку: «До головы не доходит, до почек дойдет». Все, как в тюрьме. Хорошо хоть костяк нашей семейки все-таки остался – ушли только двое: Максим и Егор. А теперь уже кто где, большинство не собрать.
Во втором классе у нас начались серьезные перемены в компашке. Самое ужасное – в баторе появилась противная девочка Яна. Она пришла к нам из семьи, ее родителей лишили родительских прав. Мы ее с первого дня возненавидели всей душой. Мало того, что она была первой новенькой, так она была еще и девочкой. Это разрушило наш семейный очаг, если так можно сказать, весь наш уклад. У нас всегда была только Саша. И тут еще какая-то! Стало две самки на всю стаю. Нет, простите, мы привыкли к одной. Мы Яну невзлюбили, и все. Из-за нее Саша сама стала разгильдяйкой. Испортилась. Понятно, что нам это не нравилось. Раньше только мы, пацаны, косячили, нас ставили в холл или в бытовку, где мы и стояли до потери пульса, развлекаясь воровством конфет. А тут я в одну из ночей прохожу мимо бытовки, и хоп – там Саша стоит. Говорит мне, такая: «Привет, Гоша!» Я чуть не упал. Никогда раньше Сашу не наказывали. Жили девочки, естественно, в одной комнате. А там они спелись: «Оооо, теперь нас будет двое». И это плохо повлияло на дальнейшее развитие ситуации. Яна оказалась тихушницей. Все делала втихомолочку, сама воспитателям улыбается, а когда их нет рядом – что-нибудь разобьет, испортит, сломает, и потом: «Это не я». Даже воспитатели со временем поняли, что она собой представляет. К моменту ее отъезда уже говорили: «Эта Яна такая чертовка!»
Потом еще приходили дети, еще. Все семейные, которые попадали в батор, нам не нравились. Они нас бесили, потому что не умели жить в коллективе. И они были совсем другие. У нас в банде тех, кто с рождения или очень давно в баторе, все друг с другом общаются. Мы как единое целое. А посмотреть на банды домашних – у них одна большая стая, внутри этой стаи другая стая, поменьше, в этой стае еще одна и так далее. Там вообще ничего не поймешь, так напутано! Я сейчас четко вижу эту разницу и понимаю, что так сложно устроено все общество людей. Но у нас-то в баторе модель была совсем другая, гораздо проще: мы все в одном коллективе, все как один. Если кто-то опрофанился, его наказывали все. Были свои методы – мы не отчитывали, не разговаривали, зря время на это не тратили. Просто игнорировали человека – делали вид, что его нет, он больше не существует. До тех пор, пока сам не поймет, за что его наказали. Он мог подойти, сказать: «Пацаны, реально, простите, что-то я лажанул». Тогда принимали обратно. Обычно не дольше суток на все это уходило, вместе с выяснением причин. Долго мы бы не выдержали – месяц, например, без одного из нас было бы слишком. Мы не хотели терять своих, но и чужих нам не надо было.
Яну мы, конечно, не приняли за то, что она чужая. Мы ее пытались как-то вытолкнуть из компашки, подставить. Постоянно подглядывали за ней, трусы ее выкидывали в мусор. Делали все, чтобы