Идущая. Филологический анализ одного психического расстройства. Мария Капшина
куда в меня копьём тычешь? Ты в потолок тычь, а не в меня! Вот так и стойте! А ты сюда иди! – рявкнул он, поборол кашель и продолжил. – С тобой про эту… неё поговорить велено.
Вика передвинула руку рядом со щекой, совсем забыв о зажатом медальоне, – серебро мерзко скрипнуло о камень. Девушка передёрнулась: и от звука, и от мысли, что услышат, – и отшатнулась от стены так, что едва не протаранила противоположную. Постояла, стискивая безделушку и прижимая ей выпрыгивающее из нагрудного кармана сердце. Было тихо. Вика вдохнула, выдохнула, снова прижалась ухом к холодной шершавости стены.
– …будет проще войти в доверие, чем кому другому, – продолжал всё тот же голос. – Напирай на чувство своей благодарности за спасенную жизнь. От тебя требуется следить за ней и докладывать обо всем подозрительном. Что здесь не ясно?
– Все яс… – начал Ликт, но «инструктор» прервал его:
– Ма-алчать! Кто тебе позволял открывать рот? Кто, я тебя спрашиваю?! Маалчать! Я тебе, дураку, кому говорю: от тебя требуется молчать, когда разговариваешь с благородными! Молчи и слушай! Да… О чем я говорил?..
– Докладывать о подозрительном.
– А? А, да, конечно. Я и сам знаю! Ты что это, учить меня вздумал?!
– Что ты, господин. Тебя учить ни к чему.
– Да! А твое дело – не учить, а докладывать о подозрительном. Особенно при наличии обнаружения приготовлений попытки к бегству! Вот теперь отвечай: ясно?
– Дело ясное, что дело темное, – сказал Ликт негромко, так что Вика скорее угадала знакомую присказку, чем услышала её. Знанию местной фразеологии она постановила не удивляться.
– Что?
– Ясно, господин.
– Хорошо. И запомни: скроешь что, так будешь иметь дело с самим хозяином! Или ты уже чего видел? Ошивался тут!
Вика сжалась в темноте, чувствуя, как исчезает едва успевшая затеплиться надежда.
– Нет, – ответил Ликт, и она с трудом поняла, что он сказал. – Нет. Я ничего не видел. Когда бы я мог успеть?
– Это твое дело! Как ты смеешь задавать вопросы? А когда ты успеваешь красть из кладовых всё, что плохо лежит, ворья шкура?
– Никто не докажет, что это я, – беспечно возразил Ликт.
– А и незачем! Незачем доказывать! И так ясно! – рассвирепел его собеседник, наделённый одышкой и административной властью. – И ясно, кто распускает по замку эти невозможные, крамольные шуточки! У каждого порядочного офицера руки чешутся при виде тебя! Но если выполнишь в точности, то хозяин, – на этом слове он сменил голос на приторно-почтительный, – хозяин в своей беспредельной снисходительности соизволит простить твои выходки и даже повысить в чине. Так что спасай свою шкуру! Потому что, будь моя воля, тебя не повысили бы, а повесили! Иди, считай, что ты на посту!
Сердито протопали грузные шаги, что-то грохнуло поодаль и все стихло. Минуты на две. Потом Ликт негромко