Возвращение в Пустов. Андрей Кокоулин
крыжовенным шулерским глазом.
– Почти.
– Может и меня потом посмотришь?
– Коля, ты в игре? – одернул рыжего «бульдог». – А то я раздал.
– Не фартит же.
– Значит, Вячеслав с нас поимеет.
– Ну, не, как это поимеет? Мы еще поборемся.
Рыжий подсел к столу.
– Может, это, ставочки поднимем?
Гремя собранными стаканами, прошла проводница – грудастая женщина с невыразительным, неумело накрашенным лицом. В поджатых губах ее прятались раздражение и недовольство. Шумер мельком подумал, что она ненавидит свою работу. Найдется жертва, на ней проводница и выместит эту ненависть. Что тут думать?
Хлопнула дверь. Протянуло холодом по ногам. Оббивая углы полок гигантских размеров сумкой, по вагону потащилась очередная тетка, перетянутая платками, как пулеметными лентами.
– Ганна! – позвали ее обратно. – Ганна, звертайся!
– Шо?
– Звертайся!
Бум! Бум! Сумка поприветствовала Шумера, царапнув затылок. Тетка, потоптавшись, пропала в проходе. Снова зашлепали карты.
– По крестям!
– Так что? – спросил сосед.
Опустив глаза, Шумер увидел протянутую к нему руку, смятый к локтю рукав плаща, обнажившуюся кожу.
– Извините, я просто…
Шумер окольцевал большим и указательным пальцем чужое запястье. Пульс у соседа был торопливый, галопирующий. Куда спешит? Он слегка надавил.
– Двадцать семь минут.
– Что? – не понял, наклонился сосед.
– Через двадцать семь минут боль пройдет, – сказал Шумер. – Можете засекать.
– И все?
– А что еще? – удивился Шумер.
Сосед отпустил рукав.
– Как-то вы странно… – он мельком взглянул на часы. Его худое лицо на мгновение вновь скомкала болезненная гримаса. – И что… денег не надо?
– Нет, – улыбнулся Шумер.
– А червовый марьяж! – донеслось от столика.
Рыжий выложил даму и загоготал.
Сидящий напротив Шумера полный мужчина, до того посапывающий и причмокивающий во сне, в пуховике, в джинсах, с пакетом в ногах, вскинулся, вытаращил глаза:
– Что, уже приехали?
– Сиди, дядя! – сказал ему рыжий.
– А Пустов? – принялся крутить головой тот.
За окнами тянулся лес, подступающий к железнодорожной насыпи, темный, перепутанный, не хоженный. Ель, береза, ель, ель, ель. Лишайные ветки. Густая хвоя. Скакали столбы, провешивая провода. Проскочила серая будочка, блеснула стеклом.
– До Пустова еще три часа, – сказал Шумер.
– А-а.
Полный мужчина успокоился и, опустив голову на грудь, засопел снова.
– А мне, значит, ждать до трёх? – спросил худой сосед.
– Да, – кивнул Шумер. Он поднялся. – Двадцать семь минут. Уже меньше. Подержите место?
– Конечно.
Вагон был набит битком.
Общий. По три, по четыре человека на нижних полках. На верхних –