Фантасма. Повести и рассказы. Александр Шкуратов
ответила Морозова.
(Мы уже знаем, что наш герой представляет вторую половину сущности Самсонова, и что он уже находится в увлекательных событиях сновидений. Напоминать об этом в дальнейшем я больше не буду. Буду его называть так же, как и спящего – Самсонов Виктор Сергеевич.)
Самсонов вдруг сник и загрустил. Снежана нежно положила руку на его плечо, и заглядывая в его опечаленные глаза, тихо спросила: – Почему такой грустный, мой писатель? Тебе со мной скучно?
– Нет Снежана, наоборот, мне с тобой очень хорошо и мне не хочется, чтобы ты завтра уезжала, ведь ты – мой первый сон. Значит больше ко мне никогда не придёт такое сновидение.
– Не печалься, сны теперь к тебе часто будут приходить. Настоечка эта не простая, после неё долго ещё будешь по снам разгуливать. А хочешь, я тебе письмо напишу? Только дай мне свой адрес, если ты, конечно, этого желаешь.
– Ну, о чём ты говоришь, Снежана. – Виктор Сергеевич достал из чемодана лист и авторучку, быстро написал свой адрес.
– Ничего не напутал? – прочитывая написанное, спросила Морозова, – ведь ты же спишь.
– Нет, всё точно, буду ждать от тебя письма, с нетерпением. Самсонов поймал её руку.
– Можно поцеловать?
– Целуй, писатель, сколько угодно, если мои руки этого заслуживают.
– Почему они такие холодные? – поцеловав два раза, удивлённо спросил он.
– Я потомок снежных людей, так мне говорила моя мама, а у снежных людей всегда руки холодные.
Она наполнила стаканы и отломила кусок ливерной колбасы.
– Я «Школьницей» закушу, – отказался от колбасы Виктор Сергеевич.
А тем временем на кровати смачно похрапывала его вторая половина.
– А вы пили когда-нибудь на брудершафт? – осторожно спросил Самсонов.
– Да, пила, два раза. Один раз с Кобзоном, а другой с Кругловым.
– Это, который певец? Первый-то?
– Да, он самый, Иосиф. А второй – настройщик пианино из Кемерово, тоже хороший парень.
– Так давай на брудершафт, с Самсоновым, – предложил Самсонов.
– Давай.
Они приняли необходимые позы для исполнения брудершафта и с большим удовольствием выпили. Виктор Сергеевич хотел, было, высвободить руку, но Морозова вспомнила, что надо обязательно поцеловаться, иначе брудершафт будет не действительным. Она первая потянулась к нему для поцелуя. Он покраснел, застыдился, стал лепетать, что у него нет опыта в этих делах, но та, почти сердито сказала, что целоваться надо обязательно при брудершафте. Поцелуй длился «целую вечность», где-то около минуты. Когда Самсонов с трудом оторвался от её прохладных губ, она мечтательно произнесла:
– Какая всё-таки у тебя Клава счастливая женщина. Твои огненные губы прямо кровь зажигают. Вот чувствуешь, как моё тело загорелось?
Она взяла его руку и приложила к своему животу.
– Чувствуешь, а? Чувствуешь, как горит?
Виктор Сергеевич сосредоточился, пытаясь прочувствовать