Хюльдра. Алена Половнева
друга, – ты пририсовал что-то еще? Дай посмотреть.
Алиса выдернула салфетку из-под его локтя, прежде чем Лаврович успел возразить.
– Знание иностранных языков? Ты же сам ни на одном не говоришь! – веселилась Алиска. – Кандидатская диссертация? Это что? Требование к будущей жене? Ты всерьез?
– Мне не нужен человек, который ни к чему не стремится, – проворчал Лаврович, нахмурившись.
Он попытался вырвать салфетку из ее рук, но Алиса ловко увернулась.
– А это что? «Достойная семья», – прочитала Алиска, и улыбка сползла с ее лица.
Она подняла возмущенный взгляд на Лавровича, и тот испугался того, как преобразилось ее лицо: глаза сузились, ноздри, наоборот, раздулись, рот оскалился, обнажив клыки. Когда Алиса подалась вперед, Лаврович невольно отпрянул.
– Ты решил добавить этот пункт, глядя на мою сестру? – поинтересовалась она хрипло и страшно. Лаврович не удивился бы, если бы за ее спиной вдруг выросли кожистые крылья. – Тебе не нравится моя сестра?
– Кому она, в самом деле, может нравиться? – Лаврович попытался перевести все в шутку, но мимические мышцы отказались ему повиноваться, и улыбка вышла вялая и виноватая.
Даже его голос прозвучал тихо и жалко, и в нем откуда-то взялись предательские умоляющие интонации. По его виску стекала капля пота.
– Мне. Мне она нравится, – сказала Алиса еще тише.
Отодвинувшись от его лица, она разорвала пополам салфетку, которую все еще держала в руках.
– Твой план провалится, – спокойно и тихо сказала она, – ты останешься одиноким и разбитым, потому что ни одна женщина никогда не увидит в тебе человека. Ты будешь дойной коровой для тех, кто отдается за коктейли, и для тех, кто пишет диссертации. Они будут называть тебя занудой, тратить твои деньги, мерзнуть на твоих сквозняках и шпынять твою кошку, а ты будешь молча страдать. Так происходит с теми, кто слишком много думает!
Закруглив свое страшное пророчество, Алиса резко отодвинула стул, подхватила свое пальто и вышла, оставив Лавровича в состоянии крайнего смятения. И как будто этого было мало, он наткнулся на холодный взгляд Анфисы Заваркиной, стоящей за стойкой и, вероятно, слышавшей часть разговора.
– У нас все в порядке, – поспешил уверить Лаврович эту гарпию.
Это было вранье. Отношения были безнадежно испорчены, и в тот вечер Лаврович впервые в жизни напился в стельку. Когда он вернулся домой, его трясло так, что пришлось плотно закрыть все окна и балконные двери, чего он никогда в жизни не делал. Несмотря на царящий холод, Лаврович покрылся нездоровой испариной, и на мгновение ему показалось, что на стены его уютной квартиры наползла черная плесень, а потолок покрылся трещинами. Он потерял сознание.
Зиму Лаврович прожил без Алисы, стараясь не вспоминать ни о ней, ни о самой ссоре. Когда ему удавалось, он продуктивно работал, завтракал с коллегами, болтался