Венедикт Ерофеев: посторонний. Олег Лекманов
были в молодости, скорее сами дружили с ним, чем Бен с ними. И Тихонов, которому он посвятил “Москву – Петушки”, в общем, другом его, конечно, не был, тут было что-то иное»[318]. А ведь Тихонова Ерофеев, «кажется, по-настоящему любил» (свидетельствовал Марк Фрейдкин)[319].
Чем конкретно в 1961 году так сильно прогневали администрацию и преподавателей Владимирского педагогического института Венедикт Ерофеев и его приятели? Покойный Александр Пеньковский в давнем разговоре с нами не слишком внятно изложил зловещую историю о некоем клубе студенток-самоубийц, якобы организованном Венедиктом со товарищи[320]. Ольге Седаковой Ерофеев говорил, что «из владимирского педа» «его выгнали за венок сонетов, посвященный Зое Космодемьянской». В интервью И. Тосунян он сообщил, что его исключили «за чтение Библии»[321]: «Я Библию тихонечко держал в тумбочке общежития ВПГИ, а те, кто убирали в комнате, ее обнаружили. С этого началось! Мне этот ужас был непонятен, ну подумаешь, у студента Библия в тумбочке!»[322] «За Библию его и вышибли. Узнали, что у него Библия есть, – подтверждает рассказ Ерофеева Борис Сорокин. – Кто-то непрошенный сунулся в комнату, а Веня в него швырнул Библией. И вот увидели: Библия. Это ужасное дело было тогда. Пединститут. Идеологический вуз. И – Библия…» «Про Венедикта ходили разные слухи, – продолжает он. – Например, что он заслан во Владимир из семинарии, чтобы разлагать советское студенчество».
Судя по всему, конкретного проступка, послужившего поводом к изгнанию из Владимирского педагогического института Ерофеева, а затем и части его окружения, не было. «Веню выгонять было, в общем, не за что, – рассказывает Борис Сорокин. – Он хорошо учился еще и потому, что так же на первом курсе учился в МГУ, а после этого в Орехово-Зуеве». Однако вызывающее поведение Венедикта и его влияние на других студентов, многие из которых стремительно вовлекались в ерофеевскую орбиту, подтолкнули руководство ВПГИ к решению избавить институт от Ерофеева под любым предлогом.
Владислав Цедринский, учившийся вместе с Ерофеевым во Владимире и живший с ним в общежитии, рассказывает о причинах изгнания Венедикта из института так: «Он не был одиозной личностью и начальство ничем не донимал – просто он был абсолютно свободен и поэтому непонятен. А все непонятное угрожает. Его постоянно принимали за некую абсолютную угрозу и формулировали ее для себя всякий по-разному. То это был агент иностранной державы, то это был агент черных демонических сил, то еще кто-то»[323]. Между прочим, Цедринского и еще нескольких студентов отчислили из Владимирского педагогического института за один только факт приятельства с Ерофеевым. «Они узнали, что он знаком со мной и с Венедиктом… – рассказывает Борис Сорокин. – А Владик, он был такой прямой – прямая душа. Сказал, что Венедикт – замечательный человек, очень умный. А эти ему: “Как можно так говорить?! Нельзя…” А я ушел сам и сказал, почему ухожу: в знак протеста. Потому что Венедикта выгнали ни за что. Потом Засьма
Реакция Бориса Сорокина на этот рассказ о Ерофееве такова: «По-моему, это чушь совершенная про клуб самоубийц. У него был клуб женщин, но это никакие не самоубийцы. Они все назывались по цвету: Оранжевая, Серая, Зеленая, Белая, Розовая… Зимакова была Черная, она всегда ходила в черном…» Процитируем также фрагмент из мемуаров Игоря Авдиева, в котором речь явно идет о Пеньковском: «Один преподаватель как-то остановил меня и спросил: “Вы, кажется, знакомы с Ерофеевым?” Сознаться значило стать изгоем и изгнанным из института. Я сказал: “Знаком”. Он, улыбаясь: “А вам не страшно? Ведь Ерофеев поставил себе в жизни цель: привести к самоубийству сто человек?!” – “Почему сто?” – глупо удивился я». Анна Авдиева, вдова Игоря Авдиева, рассказала нам: «Насчет клуба самоубийц – Игорь об этом говорил. Сам он, как я понимаю, в момент знакомства с Ерофеевым был молодым человеком с раздраем в голове и, возможно, находился в том периоде свой жизни, который у некоторых сопровождается мыслями о самоубийстве. Собственно, он об этом мне так и рассказывал. Что когда ехал в поезде-электричке, бес ему нашептывал, что – отличный выход, шагнуть на ходу. Возможно, Игорь свои мысли и чувства поведал Вене, на что тот ему сказал (наверное) что-то вроде “э-э-э… дурак” и дал почитать Евангелие. Это факт – и Игорь не раз это вспоминал, что, наоборот, Веня его спас от шага в пустоту. Этот эпизод он рассказывал как раз в опровержение слухов о “клубе самоубийц”. И возможно, это было одной из причин, почему он так обожал Веню».
Про Веничку. С. 154.