Проклятый род. Иван Сергеевич Рукавишников
Ведьмы!
И одним глазом видя ненавистную Веру – лисий мех-воротник лицо его больное греет, – дремлет Федор предсмертной дремотой и сам на себя дивится.
Вот, так недавно здоровое тело покрылось ненавистными язвами, лекарь, болван, черт знает чем лечит. А тот, приезжий, говорит:
– На Кавказ и не пить.
– Знаем мы!
– К церкови! К церкови! Куда еще? Заворачивай!
– Нет. Дальше езжай!.. Кататься хочу. Дальше езжай!.. Что?
Привстал. Бушует. Дальше проехали. Но пора. Но пора. Ждут там.
И видится Федору предсмертному; чудится неясное. Железный отец? Нет. Страх смертный? Нет. Верка дура? Нет. Так что-то. И страшно, и морозно-никчемно-пусто. Жаба крокодильская, зверь зеленый в церковной ограде ползает, невнятно чавкает, язвы с Федора слизать хочет. Слижет – и чисто тело станет. Но жаба крокодильская страшна ему, омерзительна.
Бормотал-спешил поп Иван. Свечей мало горело. Кто-то овцой пел. Поддерживаемый под плечи икающим человеком каким-то, Федор не слышал, не видел того, с жабой крокодильской беседу вел: то призывал ее, чтоб язвы слизала, то, страшась, гнал прочь. Невнятно отвечал-чавкал зеленый зверь, в ограде ползая. И гнилой капустой от зверя несло.
К ночи злобно-веселая Вера, бродя-бегая по грязным комнатам флигеля, бормотала:
– Лопай, теперича, прорва проклятая, сколь хочешь… Ишь, рычит… Рычи, рычи…
Разыскал Гедеон Рябошапка, мещанин, человечьих прав лишенный, нужного человечка. А звали того человечка Родион Рви-Борода. Идут двое в ночи морозной. Идут к городу. Идут-молчат Гедеон с Родионом, посошками помахивают. Далеко от Лазарева отошли. На заре колокольни повиделись.
Макар Яковлевич! Макар Яковлевич! Макар!.. Макар!..
Того самого Якова железного сын.
Чудятся Макару речи граждан изумленных. На людях Макар. Весело-радостно ему. Ходит-гуляет по городу, ездит-катается в театр, в рестораны. У самого во дворце гости вечерние. Беседуя, кричит Макар во весь голос. И радуют его чужие люди тем, что изумленно на него озираются, шепчутся робко.
«Верно, говорят, а голос у Макара, как у царя Петра Великого. Это сам Макар Яковлевич. Макар Яковлевич. Дворец его видели?»
И кричит Макар, грозно улыбаясь.
А в ресторанах и во дворце своем за ужином Макар грубо шутит, хохочет и поет, дирижируя. И радуют Макара люди, когда вдруг замолкают вокруг на мгновение и, ласково на него глядя, улыбаются.
«Верно, думают похож Макар на полководца генералиссимуса Суворова. Тот тоже в свободное от дел время петухом пел и у придворных дам шлейфы отрывал. Какой он милый, наш великий Макар, краса города. И не здесь бы ему красоваться, а в Москве, а то в Питере».
Много дела у Макара.
– Выше головы!
Круглым, четким почерком, в почерк тот влюбленный, пишет Макар письма деловые; на Конную часто по утрам ездит. Лошадное дело закрутилось. При дворце Макаровом конюшня на пятьдесят голов. Окна круглые, большие, решетки чугунные, шары на них медные.
Нелегко населить конюшню дворцовую. Одними лишь деньгами ничего не сделаешь. И опыт нужен, и любовь-охота, и