Хулиганский роман (в одном очень длинном письме про совсем краткую жизнь). Сергей Николаевич Огольцов
этот случай являлся неприкрытой эксплуатацией несовершеннолетнего труда, и за столь противоправную практику нарушитель понёс заслуженное наказание в тот же день.
Дядя Толик удочке предпочитал спиннинг, резким взмахом которого он забрасывал блесну с грузилом чуть не до середины реки, а потом крутил стрекочущую катушку на ручке, подтаскивая вертлявое мелькание блесны обратно.
На спиннинг ловится хищная крупная рыба, способная заглотить крюк-тройчатку в хвосте блесны – щука, окунь.
К полудню мы переехали в другое место, где был деревянный мост и дядя Толик перешёл на другой, крутой берег и двинулся вдоль реки забрасывая спиннинг там и сям.
Я остался сидеть возле удочек, а потом растянулся в прибрежной траве, искоса наблюдая за поплавками, а когда на противоположном берегу показался возвращающийся дядя Толик, то я, не подымая головы, смотрел на него сквозь траву, заставляя его пробираться сквозь джунгли спорыша и других былинок.
Таким трюком в кино делают дублированные съёмки.
И до самого моста я сурово, но справедливо продержал его в лилипутиках…
Однажды тётя Люда у меня спросила, не случалось ли мне когда-либо видеть, что по пути на рыбалку он заходит в какую-нибудь в хату.
Я, не покривив душой, сказал, что такого не видел никогда, потому что в тот раз, когда в селе Поповка дядя Толик вдруг вспомнил, что мы выехали без червей для наживки, и ссадил меня в пустой сельской улочке, пока он сгоняет тут неподалёку, в одно место где их уйма, то, дожидаясь пока он их там копает, я видел только почернелую солому крыши старого сарая, мягкий песок дороги да заросли крапивы, но никаких вхождений ни в какие хаты…
Пару раз нам довелось падать.
Первый раз мы ехали через поле тропинкой протянувшейся по верху метровой насыпи, а там где насыпь внезапно обрывалась, высокая трава скрывала ямину, в которую «ява» и нырнула носом, выбросив нас через себя в своём сальто-мортале.
А другой раз на выезде из Нежинской мотоцикл зацепился за врытую возле чьей-то хаты железяку для обороны их фундамента от автомашин, объезжающих лужи на дороге.
Но оба раза обошлось, ведь на головах у нас были белые пластмассовые шлемы, правда, во втором случае рыбалку пришлось отменить, потому что из амортизатора «явы» начало капать машинное масло и потребовался срочный ремонт…
Поначалу площадь Конотопских Дивизий представлялась мне концом света, потому что от площади Мира до неё ехать аж четыре остановки на трамвае, столько же как от Вокзала до Мира.
Площадь Конотопских Дивизий широка как три дороги вместе, и очень длинная с постепенным уклоном вдоль всей своей длины.
На верхнем её краю вздымалась водонапорная башня из металла, не такая высокая как знаменитая башня в Париже, зато у конотопской на ржавом боку огромного бака имелась романтическая надпись «Я люблю тебя Оля!»; внизу под башней, за кирпичной стеной с плотными рядами колючей проволоки поверху, находилась городская тюрьма, а напротив башни – широко распахнутые ворота Колхозного Рынка, от