Ожидание свободы. Роман. Валерий Касаткин
надежды.
Еврей Дыбкин, выйдя из корчмы, подумал: надо с этим Гулькой дружить. Началось смутное время. И неизвестно, кто из этой мути выберется на коне, а кто заблудится в мутных водах предстоящих потрясений. Степан Новиков, у которого на правой руке нет трёх пальцев и который по этой причине освобождён от винтовки, возможно, обретёт себя в новой жизни в новом качестве. Но он, Дыбкин, как подсказывала ему интуиция и кое-какие вести, долетавшие на окраину Российской Империи из Петрограда, должен остаться на плаву. Утонуть ему не дадут высоко парящие евреи, которые придут к власти с помощью таких, как Новиковы, и ещё более обнищавших крестьян, рабочих и батраков, многие из которых вдобавок ко всему безбожно пьют. Дыбкин шёл по хрустящему снегу мимо еврейских домов и благодарил судьбу, что он нашёл своё место в жизни и что может прокормить свою семью, вырастить своих прекрасных девочек и дать им достойное образование. Вместе с тем он понимал, что остальной народ живёт в нищете, на грани выживания. Особенно это касалось крестьянства, которое было обделено землёй и обложено непомерными поборами. Положение ухудшала война, которую страна вела с Германией. Обездоленный народ когда-то должен взорваться. Миша содрогнулся от выстрелившей в висок мысли: а ведь такое время настало!
Новиков, выпив стакан «гарэлки» и прислушавшись к своему организму, понял, что на сегодня достаточно. Он распрощался с Петром, положил огурец в карман тулупа, туда же засунул недоеденный другом кусок хлеба и вышел в темноту. Посёлок уже спал. Стояла мёртвая тишина. Стёпа поплёлся в свою деревню по санному следу, темнеющему на белом снегу. Проходя мимо еврейского дома, он подумал: «Спите-спите, жиды, пока спокойно, скоро вам будет не до сна. Поджарю я вас на сковородке на вашем же топлёном масле. Хотя зачем я так думаю? Без жидов нам не прожить. Пусть они и жадные, но последние штаны с нас не снимают и даже в трудную минуту помогают. Ладно, пусть живут, особенно этот Дыбкин, у которого даже душа есть, похожая на мою. Но вот другие эксплуататоры, берегись! Хотя опять же, взять Конькова. Этот мужик тоже пусть живёт. На Новый год надарил нам и еды, и одежды, и даже денег дал. Но кого же тогда казнить? А казнить надо государство, которое довело его до такого состояния. Но он не дурак. Завтра он бросит пить, покажет этому главному эксплуататору фигу и скажет ему: хватит издеваться над людьми! Людям нужна другая власть, справедливая и заботящаяся о своём народе».
Через некоторое время Гулька вошёл в свою низенькую холодную халупу, в которой имелись печка, стол, лавка и две сбитые из досок кровати и, не раздеваясь, лёг на соломенный тюфяк под бок уже спящей жены.
3
В то время, когда Новиков по душам разговаривал с Дыбкиным, рослый жилистый мужик Коньков Филипп Павлович, которого природа наделила очень яркими голубыми глазами, русыми с рыжим отливом волосами и прямым носом на слегка продолговатом приятном лице, завершал рабочий день на своей конюшне. Перед