Дети жакаранды. Сахар Делиджани
с нечистой кожей; на младенчески круглом лице как-то странно смотрелся длинный, загнутый книзу нос.
– Все хорошо, спасибо, передают вам наилучшие пожелания, – ответила Лейла, не поднимая глаз.
Она злилась на родителей за то, что отправили ее сюда одну. Больше на маму Зинат. Та совсем перестала выходить из дома, только ждет, ждет – и плачет, плачет без слез. По своим дочерям и по их детям. Мама Зинат вырастила троих – и глазом не моргнула, когда в шестьдесят два года на руки ей свалились трое маленьких внуков.
– Есть известия от их родителей? – спросил ага Хоссейн, кивнув в сторону детей.
За спиной у Лейлы Сара продолжала что-то напевать без слов, потом икнула и громко рассмеялась. Лейла пробормотала, что у сестер все в порядке. На вопросы о них она отвечала одно и то же: мол, сестры уехали на заработки за границу. Так решил отец. «В наше время, – говорил он, – никому нельзя доверять».
Детская рука дернула ее за джильбаб. Опустив взгляд, Лейла встретилась с большими серьезными глазами Омида.
– Хала[11] Лейла, мне надо пи-пи!
– Ах да, – виноватым тоном произнесла Лейла. Совсем об этом забыла!
Она глянула на девочек. Форуг, согнувшись пополам, старалась стянуть с себя носок. Сара, громко икая, пыталась вылезти из коляски и дотянуться до стопки конвертов на круглом прозрачном столике.
– Отведите его в туалет, – предложил ага Хоссейн. – А я за ними присмотрю.
– Спасибо.
Лейла взяла Форуг за руки и помогла ей сползти со стула. На полу ей будет безопаснее.
– А где у вас туалет?
– В ту дверь и налево.
Омид торопливо шел впереди, напряженно переставляя ноги и крепко сжав кулачки: ему очень хотелось пи-пи. В рубашке в черную и красную клетку, аккуратно заправленной в коричневые вельветовые брючки, он походил на маленького взрослого.
Лейла распахнула дверь в тесную, словно коробка, уборную, и в нос ударили запахи влаги и ржавчины. На окне, покрытом какими-то разводами, деловито жужжала муха. Лейла торопливо помогла Омиду расстегнуть штаны: он приплясывал на месте и прижимал кулачки к животу, сдерживаясь изо всех сил. К толчку подходил с опаской, явно боясь касаться его пожелтелых фарфоровых боков. Он уже превращался в маленькую копию своей бабушки – так же помешан на чистоте, так же брезгливо опасается всего незнакомого и влажного. Лейла открыла кран и умылась холодной водой.
– Этот дядя будет нас фотографировать? – спросил Омид, закончив свои дела.
– Да, – ответила Лейла, вытирая лицо розовым краем хиджаба.
– А где у него фотоаппарат?
– Сейчас увидишь. – Он начал застегивать пуговки на штанах. – Тебе помочь?
– Не надо, я сам могу!
– Ты мой маленький мужчина! – рассмеялась Лейла.
– Я большой! – Он застегнул штаны и вымыл руки. Немного помолчав, поднял на тетю большие серьезные глаза и спросил: – А почему тот дядя на тебя кричал?
– Какой дядя?
– Тот, с машиной.
– Да
Тетя (