Ангел пригляда. Алексей Винокуров
и никакого другого средства устрашения не водилось у него в доме. И не потому, конечно, что жалко было дать приют живой душе, а просто вот так сложилось. Но от страху чего не соврешь, лишь бы отстали поскорее. Вот и дьячок то же самое: как-то так с языка само сорвалось про собаку. Хотя, между нами, какая там собака против бесов, не говоря уже про орков с автоматами и минометами, – вдарил промеж ушей, и готово дело.
– Открой, Антоний, – сказал из-за двери чей-то голос.
Голос был такой знакомый и вместе неожиданный, что дьячок подпрыгнул от изумления, поскорее отбросил в сторону ухват и трясущимися руками стал отпирать щеколды – всего три штуки. Раньше-то их меньше было, но в мирное время Антоний все больше на молитву надеялся да на Божье попущение, а теперь, когда над головой летали мины и снаряды, с тремя щеколдами как-то спокойнее было. Но сейчас щеколды эти мешали, цеплялись, путались в руках, а отец Антоний все боялся, что не поспеет, проворонит и волшебный голос уйдет, растворится сам собой – так же внезапно, как и появился. Последнюю щеколду, обезумев, он рванул с такой силой, что она, абы как крепленная на ржавых кривых гвоздях, выскочила из пазов и так и осталась в руках.
Отшвырнув ее в сторону, дьячок распахнул дверь и увидел на пороге того, кого и не чаял уже увидеть живым – отца Михаила собственной благословенной персоной. Вид у него был усталый, борода заледенела, на бровях космато лег мелкий снежок, но все это не имело никакого значения, главное – сам он был тут, словно из-под земли явился, или, правильнее сказать, сошел с небес.
– Отче!
Повалился дьячок на колени, обнял ноги Михаила, прижался к ним, дрожал, как приблудный пес, которого после долгих месяцев голодной и страшной жизни на улице вдруг завели, наконец, в теплый и безопасный дом.
– Ну-ну, Антоний, что ты… – Смущенный отец Михаил наклонился, крепко взял дьячка за плечи, стал поднимать. Но тот подниматься отказывался, поджимал ноги, как подрубленный, изображал битву с земным тяготением, не желал отпускать заново обретенного своего настоятеля. Однако ж решимость Михаила перевесила, и дьячок все-таки выпрямился, стал на ноги, но все еще глядел пытливо и жадно, ловил что-то в черных цыганских глазах священника. Потом, встрепенувшись, повел отца Михаила в дом, по-прежнему крепко держась за его рукав, будто боялся, что тот возьмет и разойдется в воздухе так же внезапно, как и соткался из пурги и метели.
– Господи, счастье-то какое! – радостно говорил причетник. – Счастье-то какое… А я уж совсем помирать собрался…
– Ну, помирать нам еще рано, – строго отвечал ему отец Михаил. – Совершенно это не к месту сейчас – помирать.
Он обернулся назад, увидел, что Катерина так и стоит до сих пор снаружи, в наметенном у порога сугробе, махнул ей рукой.
– А это вот сестра Катерина, познакомься…
Антоний невидящим взором поглядел на Катю, кивнул, улыбнулся широко, отчего физиономия его обрела вид совсем уже комический.
– Счастье-то какое, – снова повторил он невпопад.
Катя