Латунный город. Шеннон А. Чакраборти
всем мужчинам Аяанле. Али помедлил. Он ни на минуту не хотел менять цвет своих глаз.
Джиннов, подобных Али и его сестре, во всем Дэвабаде было по пальцам перечесть: чистокровная элита смешанной племенной крови. Джинны, разделенные на шесть племен самим пророком Сулейманом, как правило, предпочитали строить отношения со своими соплеменниками. Сулейман, собственно, потому их и разделил, чтобы спровоцировать между ними постоянные междоусобицы. Чем больше джинны воевали друг с другом, тем меньше оставалось времени изводить человечество.
Брак родителей Али носил цель прямо противоположную: это был политический маневр, призванный укрепить отношения между племенами Гезири и Аяанле. Их союз был странным и натянутым. Аяанле были богатым народом, во главу угла ставившим науку и торговлю. Они редко покидали свои роскошные коралловые дворцы и изысканные салоны в Та-Нтри – их родине на побережье Восточной Африки. В противоположность им Ам-Гезира таилась в самых знойных выжженных южноаравийских пустынях. По сравнению с Та-Нтри эта земля должна была казаться пустошью, а в ее опасных песках скитались поэты и малограмотные солдаты.
Но сердце Али принадлежало Ам-Гезире. Гезири всегда были ему роднее. Что иронично, с его-то внешностью: Али пошел в мать до такой степени, что это могло бы вызвать определенные сплетни, не будь его отец королем. Он был строен, высок и чернокож, как Аяанле, а строгий рот и высокие скулы были как будто перерисованы с его матери. От отца Али унаследовал только глаза цвета темной стали. А сегодня придется отказаться и от них.
Али откупорил пузырек и закапал в оба глаза по несколько капель. Он еле сдержался, чтобы не чертыхнуться. Как же жгло! Его предупреждали о такой реакции, но боль все равно застала его врасплох.
Плохо видя перед собой, он кое-как вышел к мидану – городской площади в самом сердце Дэвабада. В этот час там никого не было. Одинокий фонтан в центре площади отбрасывал длинные тени. Мидан окружала высокая медная стена, позеленевшая от времени. В стене на равных расстояниях были проделаны семь ворот. Шесть из них вели к секторам шести племен, а за седьмыми открывались Большой базар и перенаселенные шафитские кварталы.
Зрелище было фантастической красоты. Вот Врата Сахрейн: колонны в черно-белых изразцах, обвитые виноградной лозой, надламывающейся под тяжестью лиловых плодов. Рядом Врата Аяанле: две узкие шипастые пирамиды, увенчанные свитком пергамента и соляным бруском соответственно. Следом Врата Гезири: арка, идеальной линией вырезанная из сплошной каменной плиты, – народ его отца всегда пекся о функциональности больше, чем о внешней красоте. Ворота выглядели совсем непритязательно рядом с Вратами Агниванши с их дюжиной танцующих скульптур из розового песчаника, с миниатюрными, походившими на звездочки масляными лампочками, зажатыми в тонких руках каменных танцовщиц. Тут же были и Врата Тохаристан: створы из отполированного нефрита, отражающего ночное небо, украшенные затейливым резным узором.
Но как бы красивы все они ни были, последние ворота – ворота, которые первыми по утрам ловили