Антисвинизм, или Необычайная история одного восстания. Наум Баттонс
овершенно случайно. В первый раз я обнаружил ее еще в ранней юности, роясь в старых вещах и подшивках, у моего дедушки на чердаке. Когда приезжал к нему летом на каникулы, я любил там проводить свое время, ибо там, в пыли и забвении, доживала свой век история моего рода и семьи. Рукопись находилась в старом сундуке, вместе с какими-то старыми журналами и ненужными книжками. Она была написана на непонятном мне иностранном языке, и плюс ко всему, имела уже весьма нереспектабельный вид. Это была довольно толстая тетрадь или журнал, текст в которой был написан чернилами, которые на пожелтевших от времени страницах, местами выцвели, а местами расплылись от многочисленных разводов.
Перелистав ее и не найдя в ней ничего для себя интересного, я отбросил ее и забыл на долгие годы. Единственно, что зацепило тогда мою память – это дата написания этой рукописи – 1865 год. «Ничего себе! – подумал я тогда, – наверное, это самая древняя здесь вещь. Надо будет спросить дедушку, откуда она». Больше эта тетрадь ничем меня не заинтересовала, и я, если честно, моментально забыл о ее существовании.
Детство пролетело, и я долго не возвращался, в этот заброшенный после смерти деда, дом. И может быть, я бы никогда туда не вернулся, если бы, уже в зрелом возрасте, не увлекся собиранием всяких раритетных и антикварных вещей. Однажды, в одном из своих путешествий, я зашел в местный исторический музей и на одной из витрин увидел развернутую тетрадь. Это были дневники какой-то малоизвестной для нас, но очень почитаемой там, личности. И я вспомнил детство и тот дневник на чердаке в доме моего деда. После этого я, честно говоря, потерял покой. Я вспоминал эту тетрадь чуть ли не ежедневно. Она звала и манила меня, и я, вопреки всякому здравому смыслу, по приезду на родину, тут же отправился в деревню, где проходили счастливые и беззаботные дни моего детства. Надежды на то, что там хоть что-то сохранилось, практически не было, ведь прошло уже столько лет. Я утешал себя только одной мыслью, что мне будет приятно и полезно опять побывать там, где жили мои предки и, что я смогу, выполнить свой долг, посетив их заброшенные могилы.
К моему необычайному удивлению, дом стоял на месте. Он весь покосился, был без окон и дверей, но крыша и фронтоны были целыми, что дало мне маленькую надежду на то, что рукопись будет на месте и более или менее сохранилась. С трепетом и волнением я вошел внутрь. Дом был пуст. Не было уже ни мебели, ни настенных фотографий, ни лестницы, по которой я раньше попадал на чердак, и даже с полов были сняты доски. Ощущение какой-то мертвенной, могильной сырости не позволяла находиться в доме долго, и я с тяжелым сердцем вышел обратно на улицу. «Зря приехал!» – с горечью подумал я, но все равно стал обходить дом вокруг, осматривая его, и ища возможность для того, чтобы попасть на чердак. С тыльной стороны дома я обнаружил, что в крыше имеется значительная дыра. Это открытие еще больше меня расстроило.
– Ладно, раз приехал, то надо идти до конца. Пойду, попрошу лестницу у соседей и через этот проем попаду на чердак.
Соседями были все та же семья, что и в моем детстве. Старики, конечно, уже все умерли, а сейчас там доживали свой век их дети. Внуки уже все разъехались по городам и навещали своих родителей крайне редко, только во время отпусков.
Так как соседи не будут в дальнейшем играть никакой роли в моем повествовании, я не буду называть ни их имен и фамилий, ни подробности моей с ними встречи. Скажу одно, что лестницу они мне дали и я уже без всякого волнения, с чувством полного равнодушия, чисто «для галочки» тому, что миссию я свою выполнил до конца, залез на чердак. И о Боже! Вы вряд ли можете представить мое удивление и радость от того, что я увидел. В самом углу по-прежнему стоял тот старый сундук, покрытый толстым слоем пыли и паутины. Я осторожно, склонившись под самым склоном крыши, стал продвигаться к нему. По центру чердака я не пошел, опасаясь того, что оставшиеся доски могли сгнить и провалиться под моим весом. И вот он передо мной. С сильно бьющимся от волнения сердцем, я открыл сундук, и немного порывшись в нем, обнаружил ее…
С того момента прошло еще несколько лет, и вот сейчас эта рукопись лежит передо мной на письменном столе, переведенная и отредактированная для Вашего, уважаемый читатель, внимания. Автором ее был некий чернокожий человек, проживающий в то время в Америке. Звали его Барк. Сначала мои мысли относительно этой рукописи были достаточно банальны. Я хотел просто продать ее в какой-нибудь музей. Но когда я начал сам читать ее, эти мысли очень быстро улетучились из моей головы. Это была какая-то очень страшная и жестокая сказка, но по уверению самого автора, она являлась настоящей былью. Барк уверял, в самом начале рукописи, что эта история действительно имела место быть и, что она, якобы произвела самое сильное и неизгладимое впечатление на самого Авраама Линкольна, с которым Барк имел счастье познакомиться в конце 1860 года. Автор рукописи пишет, что был до этого простым рабом в штате Южная Каролина, при этом он был обучен грамоте и мог свободно читать и писать. В силу обстоятельств, описанных в данной рукописи, он стал свободным, и благодаря тем событиям, смог быть услышанным самим Линкольном, который только что стал шестнадцатым Президентом США. Несмотря на то, что Барк был чернокожим и, что буквально через четыре месяца началась кровопролитная гражданская война,