Подменный князь. Иван Апраксин
обратился я к стоявшему неподалеку новому знакомому. – Девушка хочет пойти в лес и насобирать целебных трав для Всеслава. Но она боится идти одна.
– Ты не пойдешь с ней, – угрюмо произнес воин. – Ты останешься здесь и ответишь конунгу за жизнь его любимца. Канателень пойдет с ней. Эй! – И он подозвал молодого воина.
– Только веди себя хорошо, – чистосердечно предупредил я этого парня. – Видишь железные трубки у меня в руке? Видел, что случилось со Жданом? Эта девушка – моя!
На струг мы погрузились в числе последних. Он был зеленого цвета, а на носу у него громоздилась вырезанная из осины крупная деревянная колода с вырубленными на нем топором изображениями. Присмотревшись, я понял, что на колоде изображено три женских лица, обращенных в разные стороны. Довольно странное, если не сказать зловещее зрелище: почему-то сразу вспомнилась горгона Медуза с ее многими головами…
Кроме двух десятков воинов на струге были и другие живые существа: пять баранов, жалобно мычащих в специально огороженном для них закуте, и пять громадных собак в железных ошейниках, очень лохматых и совершенно устрашающего вида. Ясно было, что это – боевые псы, специально обученные сражаться и разрывать неприятеля на части своими острыми клыками.
Баранов же везли в качестве пищи, мобильной и всегда готовой к употреблению. Вероятно, сами бараны об этом догадывались, потому что все время волновались и глядели вокруг себя большими несчастными глазами. Общество защиты животных еще не было учреждено в этом мире…
Посреди днища нашего небольшого беспалубного корабля на обитой железом площадке постоянно горел небольшой костер, возле которого и пристроилась Любава с котелком, в котором варила отвар из собранных только что трав.
Паруса не поднимали, мы шли вниз по течению, а воины, усевшиеся с обоих бортов за весла, лишь редкими взмахами направляли струг по центру реки.
Примерно с этого момента я стал постепенно ощущать себя частью происходящего. До этого все время я хоть и действовал, делал и говорил что-то, эмоционально оставался чуждым окружающему. И лишь усевшись на корме струга, увидев, как ритмично поднимаются над водой весла и как Любава робко и неуверенно улыбается мне, склонившись с котелком у огня, я невольно вдруг поймал себя на местоимении «мы».
«Вот мы и поплыли», – сказал я себе.
Мы – это не только я с вчера еще незнакомой девушкой, но и другие люди, которых узнал также недавно, но с которыми уже успели сложиться какие-то отношения. Вчера вечером мы вместе черпали кашу из котелка, а сегодня даже успели повздорить, а затем помириться. Теперь это уже были «мы», и я с внутренним изумлением ощутил себя частью общего целого – отряда воинов, движущихся неизвестно когда и куда…
Впрочем, куда – это я скоро узнал. Собственно, об этом знали здесь все – целью был Киев. Оставив позади себя разграбленный и сожженный Полоцк и другие бесчисленные городки и усадьбы, конунг Вольдемар неуклонно шел на юг, спускаясь по рекам к стольному городу.
Шлепали