Гроза Византии (сборник). Александр Красницкий
дремоту.
– Лука.
– Лука? Она сказала – ты с Днепра.
– Да!
– Но там нет таких имен!
– Ты прав, это имя я получил уже здесь.
– А как звали тебя раньше, у нас на Днепре?
– Я готов тебе сказать это. Там, у себя на родине, я носил имя Улеба.
– Улеб, Улеб! Знакомое имя! – проговорил задумчиво Изок. – У нас на Днепре до сих пор свято хранится память об одном Улебе.
– Каком?
– Старейшине полянском – он был взят в плен варягами, и с тех пор ничего не слышно о нем.
– Что же говорят об Улебе?
– Что это был один из лучших старейшин на Днепре, и боги покарали полян, отняв их у него. Но ты плачешь, старик, ты, может быть, знал Улеба.
– Знал… О Боже! Благодарю тебя!.. Юноша! Ты после стольких лет горя, тоски первый приносишь мне счастье! Ведь тот самый Улеб, о котором только что сказал ты, что он на родном Днепре не забыт, этот Улеб – я!
– Ты?
– Да, мальчик… Ты первый узнаешь это.
Изок вскочил. Сон разом отошел от него. Глаза его загорелись радостным огнем.
– О боги! Боги! Великий Перун! Ты дал мне встречу с ним! Ты, ты – Улеб? Скажи мне еще раз это!
– Да, я. Но что с тобой, я не узнаю тебя, ты переменился… как будто весь горишь…
– Да, я горю… горю от счастья. Еще прошу тебя. Эта девушка, которую ты зовешь своей внучкой, кто она?
– Как кто?
– Имя ее отца… ради богов, ради Перуна… ведь ее отец – твой сын?
Ирина, слушавшая весь этот разговор в углу хижины, теперь встала и подошла. Женским чутьем она поняла, что вот сейчас должно совершиться что-то очень важное, что произведет окончательный переворот в ее жизни.
– Скажи ему, Лука, как звали моего отца, – произнесла она. – Ты только что называл мне его имя.
Старик, однако, молчал. Он не понимал этого странного восторга, охватившего юношу.
– Скажи, Улеб, как имя ее отца? – по-прежнему настойчиво говорил Изок. – Или ты забыл?
– Нет…
– Не Всеслав ли?
– Да, Всеслав! Но откуда ты можешь это знать?
– Откуда? О боги! О Перун! Да как же мне не знать имени моего родного отца?!
– Родного отца? Что я слышу! Отца? Всеслава?
– Да, да! Всеслава, сына Улеба, полянского старейшины, увезенного в плен варягами… Если это – его дочь, – Изок показал на Ирину, – то она – моя сестра!
Вслед за этим признанием в хижине разом воцарилось мертвое молчание. Все трое стояли и в каком-то изумлении смотрели друг на друга. Первым пришел в себя старик.
– Бог христиан и вы – боги моей родины, – полным восторга и слез голосом заговорил он, – за что посылаете вы мне такое неслыханное счастье? Или для того, чтобы скрасить скрывающееся за ним новое горе? Изок – сын Всеслава, того Всеслава, которого я давно считал мертвым. Всеслав жив… О боже, боже! Ирина, что ты молчишь? Ведь это – твой брат! И как же я сразу не узнал тебя, ведь ты так похож на своего отца. Приди же, обними меня!
Чуть