Моя душа темнеет. Кирстен Уайт
что вас за это убьют.
Раду задрожал и съежился.
– О! Вставай, Раду. – Лада схватила его за рубаху и потянула вверх. – Он – глупый мальчишка. Если даже наставникам разрешено его бить, маловероятно, чтобы ему подчинялся главный садовник. Скорее всего, он такой же избалованный узник, как и мы. – Она не испытывала к мальчику ни малейшей симпатии. Он напоминал ей ее саму, беспомощную и юную, и это жутко ее раздражало.
Мальчик встал и топнул ногой.
– Я не раб. Это мой город!
Лада презрительно фыркнула.
– А я – королева Византии! – она развернулась и потянула за собой Раду.
– Я вас еще увижу! – крикнул мальчик. Это был не вопрос, а распоряжение.
– Я спалю твой город дотла! – крикнула Лада через плечо. Услышав это, мальчик удивленно рассмеялся. Лада была поражена, заметив, что ее губы ответили первой за несколько недель улыбкой.
Лада яростно оттирала кровь от ночной сорочки.
Проклиная свою мать за то, что та родила ее девчонкой.
Проклиная своего отца за то, что он оставил ее здесь.
Проклиная свое тело за то, что оно делало ее такой уязвимой.
Она была так увлечена потоком проклятий, что не услышала, как отворилась дверь.
– Ох! – воскликнула служанка, хрупкая и подвижная, как птичка.
Лада в ужасе подняла на нее глаза. Свидетельство ее женской зрелости было зажато в ее руках, красные пятна как неоспоримое доказательство. Ее засекли. Она представила себя ползущей и рыдающей. Вот что такое быть женой. Вот что ей предстоит.
А теперь эта служанка, эта шпионка, узнала, что она достаточно взрослая, чтобы выйти замуж.
Лада с ревом набросилась на девушку и ударила ее по голове. Служанка упала на пол, закрываясь от пинков и громко крича. Лада не остановилась. Она била, пихала и кусала, выкрикивая непристойности на всех известных ей языках.
Ее пытались оттащить чьи-то руки, а знакомый голос отчаянно умолял прекратить, но она не останавливалась. Она не могла остановиться. Она лишилась последнего клочка своей свободы, и все из-за шпионских глаз служанки.
В конце концов два дворцовых стражника сумели ее оттащить. Раду смотрел на нее в ужасе, как маленький зверек, загнанный в свою норку. Лада не отвечала на его вопросы. Это не имело значения. Ничто больше не имело значения.
Лада ожидала наказания, поэтому приглашение присоединиться к женщинам за вечерней трапезой стало для нее неожиданностью. Лысый мужчина с узкими плечами сопроводил ее в секцию дворца, которую она еще ни разу не посещала.
Она вошла в изысканные покои. Увидев ее, две женщины встали. Одна из них была молодой, возможно, всего на несколько лет старше Лады. Ее волосы были украшены ярким синим шарфом, а нижнюю часть лица закрывала вуаль. Большие глаза сияли, в них играла улыбка.
Лада вздрогнула, когда женщина бросилась вперед, но та лишь взяла ее ладони в свои и сжала их.
Она говорила по-турецки.
– Ты, должно быть, Ладислава. Бедное дитя. Проходи, садись. Я – Халиме. А это Мара.
Лада