Моя душа темнеет. Кирстен Уайт
их взглядом, и что-то в его глазах подсказало Раду: он знал о происходящем больше, чем они. И был недоволен.
– Подождите! – побежал Раду, пытаясь их догнать. Он в мольбе протянул руки. – Пожалуйста, она не имела в виду ничего дурного. В Валахии существует такой обычай… чтобы будущие супруги… угрожали друг другу. Это проявление симпатии. Во время помолвки наших родителей мама сказала отцу, что вынет из него внутренности и станет носить их на шее вместо украшений.
Двое солдат уставились на Раду, поверив в неправдоподобную ложь, слетевшую с его уст. Лада с трудом подавила смешок. Как ей удавалось оставаться такой спокойной?
Прекрати, умолял он ее каждый вечер. Прекрати их злить. Не вынуждай их причинять нам боль. Это твоя ошибка. Из-за тебя нас убьют.
Наконец, она огрызнулась: никто тебя не убьет.
Но если они убьют тебя, я останусь один. И мне захочется умереть.
Ему совсем не хотелось умирать, но ему определенно не хотелось умирать вторым. Раду встретил взгляд сестры, напоминая ей о ее измене, причинявшей ему столько горя. Она не могла вести себя вежливо даже для того, чтобы спасти им жизнь.
Она заговорила на валашском языке, спокойно и не обращая внимания на свой вооруженный эскорт и на то, что ее, возможно, ждет верная смерть.
– Халил-паша – вот причина, по которой я здесь в заточении. Я не позволю ему забрать у меня остатки моей свободы. Я не считаю, что политический брак – моя судьба. Этот брак означает, что меня отбросят в сторону и забудут, а я лучше умру, чем соглашусь быть забытой.
– Я никогда этого не допущу, – сказал Раду, но он не знал, что имел в виду – что никогда не позволит ей умереть или что никогда не позволит ей стать забытой.
Ему бы хотелось иметь больше двух вариантов.
– У нас есть приказ отвести ее в южное крыло, – произнес один из янычар. – Можешь пойти с нами, если хочешь.
Раду посмотрел на солдат и одарил их улыбкой такой же лучезарной, как летнее солнышко. Он пошел рядом с ними, спросил, из какого они региона, вовлек их в беседу. Вскоре он уже знал, как их зовут, род их обязанностей и что они собирались съесть в тот день на ужин. Их руки ни разу не шелохнулись в сторону сабель, висевших у них на боку, а их болтовня оставалась легкой и дружелюбной. Раду делал это для того, чтобы они оставались спокойными и не спровоцировали сестру на совершение очередного глупого поступка.
Лада шла за ними и благодарно молчала.
Солдаты велели им дожидаться на позолоченной скамье возле массивных медных дверей. И ушли.
Раду опустился на скамью, облегченно протирая ладонями глаза.
– Если они оставляют нас здесь, значит, ты не умрешь.
– Как ты это делаешь?
– Делаю что?
– Заставляешь людей разговаривать с тобой. Это потому, что ты мальчик?
Раду знал, что она завидовала его способности добиваться расположения людей. Она выглядела резкой, непокорной и коварной. У нее было лицо лисицы, ворующей птицу из курятника. У Раду было личико ангела. Но ему стало больно от